Роберт Арп - Философия Южного Парка: вы знаете, я сегодня кое-что понял

Консеквенциалисты исповедуют различные взгляды. Консек-венциализм — теория о том, что верность или неправильность действий — функция их следствий. Теория Канта велит нам никогда не лгать, независимо от следствий. Но, конечно, иногда лучше не говорить правду — например, Барбре Стрейзанд, если у Вас треугольник Зинтара в ботинке, а она спрашивает, где он! Ложь при этих обстоятельствах не является неправильной, она обязательна!

Самая важная Консеквенциальная теория — утилитаризм. «Классический» утилитаризм утверждает, что любой акт этичен, если его результат производит наибольшее равновесие между удовольствием и болью. Прагматики (утилитаристы), вроде Джона Стюарта Милла (1806–1873) иногда выражают это, говоря, что действия является правильными, поскольку они имеют тенденцию дарить счастье, и неправильными, поскольку приносят несчастья. Другое общее утилитарное указание говорит, что мы должны стремиться произвести самую великую пользу для самого великого числа людей. Милл понимает счастье и «самую великую пользу» с точки зрения удовольствия. Короче говоря, утилитарный метод должен показать, настолько объективно насколько это возможно, все за и против некого действия, где за и против — удовольствие и боль, причиняемые им, а затем действовать тем путем, который максимизирует выгоду.

Следы утилитаризма легко увидеть в генной инженерии или исследованиях стволовых клеток. В серии «Сумасшедшие калеки» Кристофер Рив утверждает, что больше денег должно тратиться, на исследования стволовой клетки.

Почему? Поскольку это улучшило бы качество жизни для тех, кто ограничен в возможностях, увеличивая их удобство проживания. Таким образом, благодатные следствия этих методов лечения, если они окажутся востребованы, являются таким чрезвычайно хорошим результатом, что он перевешивает любые отрицательные следствия, которые могут выдвинуть противники исследования стволовой клетки.

Одна из причин такого большого противоречия по исследованиям — то, что их противники не думают, что следствия — единственные или самые важные моральные соображения. Конечно, это верно по Канту, однако, для противников исследования стволовой клетки, также возможно сделать исключение, обращающееся только к следствиям. Например, можно утверждать, что сосредоточение на исследованиях стволовой клетки отклоняет внимание от других областей науки, которые более важны. Джимми жалуется, что он загнан Ривом на задворки, даже притом, что он — истинный калека. И хотя Джимми (и Тимми!) мог бы извлечь выгоду из стволовых клеток также, как Рив, из-за богатства последнего, его известности и славы, у него есть доступ к экспериментальным разработкам, недоступные простым смертным. Если экзотические препараты из стволовых клеток будут доступны лишь для достаточно богатых, возможно, самая великая польза для самого великого числа нуждающихся была бы достигнута, вложением наших денег в другие сферы здравоохранения (например, в программы снижения веса для жирных детей и толстых задниц, вроде Картмана).

Другой утилитарный аргумент: когда мы считаем удовольствие и боль, вызванные нашими действиями, мы должны рассматривать не только непосредственные или краткосрочные следствия, но также и более отдаленные обозримые эффекты. Производит ли секс с цыплятами больше пользы, чем боли, если это заставляет офицера Барбрэди читать, какой итоговый результат должен быть внесен в нашу общую моральную оценку. (Если Барбрэди теперь более эффективно борется с преступностью, что определенно хорошо для сообщества, может это компенсировать наше отвращение к неприятным методам Куролюба и предполагаемым жертвам, среди испорченных кур). Итак, касаемо стволовых клеток, каковы последствия для эмбрионов, которые Рив убивает и высасывает? Они являются слишком незрелыми, чтобы чувствовать боль, таким образом, может показаться, что выгода Рива не омрачена негативными действиями, по отношению к зародышам, и что подобная практика — допустима. Однако, мы должны принимать во внимание и будущие боль и пользу также, как существующие. Если бы те эмбрионы не были уничтожены, и им позволили бы вырасти, развиться и, в конечном счете, родиться на свет, то целая их жизнь радости и удовольствия могла бы отвергнуть выгоду, которую их смерть принесла Риву. Это особенно верно, так как будучи моложе него, у них, по-видимому, больше лет жизни впереди, чтобы наслаждаться. Правда, жизнь — не Сырная подушечка, однако же большинство людей, почему-то, ценит ее, учитывая мизерный процент самоубийц.

Как бы то ни было, есть, по крайней мере, два убедительных ответа на этот последний аргумент. Во-первых, эмбрионы, используемые в исследованиях, почти наверняка не были желанны и выношены в свой срок. Если бы намерение родителей состояло в том, чтобы вырастить их, они не были бы доступны для исследований. Во-вторых, для прагматиков, имеет значение не жизнь сама по себе, а то, что она делает возможным получение удовольствия. В данном смысле, удовольствие — единственная достойная вещь, а люди — просто сосуды для его сбора. Если смерть эмбриона (или эмбрионов) вернула Рива к нормальной жизни, удовольствие, которое, возможно, испытали бы выросшие эмбрионы, не потеряно, оно просто передано новому вместилищу — Риву. А так как он богат и известен, его здоровая жизнь, весьма вероятно, будет наполнена большим количеством наслаждений, чем была бы их!

Конечно, нет никаких гарантий этого, так как будущее трудно предсказать и в этом — главная трудность для классического утилитаризма. Мы можем думать, что делаем добро, но все может перепутаться непредвиденным образом. Например, в эпизоде «Кошмарный Марвин» Мефисто объясняет, что: «пробовал генетически модифицировать индюшек ко дню Благодарения. Ну знаете, чтобы предоставить пищу нуждающимся. В общем, кое-что пошло не так, как надо, и индюшки вырвались на свободу. А самое плохое, они действительно очень кровожадны. Мы должны остановить их, или они разрушат все».

В спецвыпуске ко дню Благодарения Терренс и Филипп прибывают в Америку, полные ожиданий:

Филипп: Эй Терренс! Похоже, это подходящее место, чтобы организовать новую колонию.

Терренс: Истинно так, Филипп. Никто тут не будет угнетать нашу религию.

[Пердеж и смех.]

Во второй части того же выпуска:

Терренс : я здорово замерз, Филипп.

Филипп: Да, а я еще и проголодался. Быть пилигримом — это полный отстой.

В эпизоде «Доисторический Ледяной Человек», после того, как Мефисто и мэр размораживают Горака-Стива и обнаруживают, что он все еще жив, следует оживленное утилитарное обсуждение, что же с ним делать:

Мефисто: мэр, этот человек был заморожен в течение почти трех лет. Он не будет понимать, что он видит! Он будет напуган и смущен!