Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6432 ( № 39 2013)

– А как началась работа над дневниками Льва Толстого?

– Это была моя мечта со студенческих лет. В университете у меня был преподаватель Александр Михайлович Бокучава, он вёл семинар по Толстому, по его дневникам. И это было удивительно, необъятно… И я мечтала, что когда-нибудь займусь переводом этих дневников для испанских читателей. Для меня очень важное побуждение – дарить своим людям то, что я могу прочитать, а они не могут. Вот моей маме подарить, которой уже нет сейчас… И я очень хотела подарить именно живого Толстого, который общается с детьми, косит сено, путешествует. Но к этому нужно было очень серьёзно подойти: жить в Москве, работать в библиотеке каждый день. Там, в библиотеке Государственного музея Толстого, я познакомилась с Аллой Полосиной из Ясной Поляны и через неё приехала в Ясную в первый раз. В общем, на эту работу ушло восемь лет! Восемь лет моей жизни, когда я занималась исключительно Толстым… хотя нет, всё-таки какие-то маленькие вещички Цветаевой в это время я переводила. Потому что мне нужно отойти от писателя, чтобы на него потом смотреть новыми, свежими глазами.

– Что же вы искали в библиотеке?

– Например, для русских читателей очень знакомо, когда вместо неприличных слов и цензурованных отрывков просто скобки и точки… но для наших читателей это никак невозможно, у нас нет такой традиции. Всё нужно было восстановить. Мне разрешили войти в «стальную комнату» архива Толстого, это на Пречистенке, где хранятся буквально все его сочинения; я видела сочинение десятилетнего мальчика, где он пишет о войне двенадцатого года… и там мы с текстологом искали те слова и те куски, где в советском издании было написано, например, «неразборчивое слово». Какое было счастье, когда неразборчивое слово, после того как мы долго его рассматривали и расшифровали, становилось разборчивым!!! Толстой каждый день делал мне подарок: я шла в библиотеку и не знала, с каким Толстым встречусь сегодня! Однажды я прочитала письмо Толстого Страхову, где он пишет, что с интересом прочёл его воспоминания об Афоне. «Что за воспоминания?» – подумала я. И в библиотеке мне помогли найти эту книжечку! В ней Страхов, помимо рассказа, ведёт полемику с французом, который был за десять лет до него на Афоне и у которого был довольно прагматический взгляд на всё… Я приехала в Испанию и рассказала издателю о своём открытии: «Очень хочу его переводить!» – сказала ему. «Давай», – согласился издатель. А надо сказать, что Страхов до этого вообще не существовал на испанском языке, но мой издатель к этому времени уже поверил в мой вкус. Я стала переводить и французскую книжечку, которая тоже библиографическая редкость. Получилось два разных взгляда на одну и ту же жизнь на Афоне. Православный русофил Страхов и прагматичный француз де Вогюэ. Когда книжка вышла на испанском, откликнулись итальянские и греческие издатели тоже. Мне это очень радостно!

– Вы ведь переводите ещё и с греческого? Есть ли в греческих переводах точки соприкосновения с русскими?

– Нет ничего общего – и не только в языке, это просто разные миры. Небо и земля. Но разные миры тоже между собой разговаривают! Пастернак и Сеферис – абсолютно разные поэты. Но поэзия везде поэзия! Мне очень интересно наблюдать, как я по-разному ощущаю себя на разных языках. У меня даже голос меняется. В русской литературе есть подчёркнутая духовность – по крайней мере в той, которую я перевожу. Есть этот очень важный, самый главный компонент. В той греческой литературе, которую я перевела, ощущение моё более связано с морем, землёй, более человеческими силами. Да, это очень разные ощущения, и они мне помогают перенастроиться. Кроме того, они дополняют друг друга!

– Но ведь у вас даже была фотовыставка «Греция–Россия», нацеленная на поиски сходства?

– Да… я помню себя всё время с камерой в руках. В детстве думала, что стану кинооператором. С давних пор фотографирую то, о чём хочется рассказать. Выставка «Греция–Россия. Лабиринты судьбы» была у меня в Париже, потом докочевала до Барселоны. В ней Россия представлена через дерево, а Греция через мрамор. Мои фотографии есть и на некоторых обложках моих книг. У всего моего Рицоса, например, на обложках греческие мраморы. Для антологии своих переводов русской литературы – «Причудливый пейзаж русской литературы» – я использовала снимок, сделанный в Суздале: отражение храма. Потому что в моём представлении перевод есть отражение. Отражение оригинала. И чем точнее переводчик сможет отражать оригинал, со всеми его нюансами, со всеми его оттенками, со светотенью, – тем точнее будет у читателя представление о том произведении искусства, которое он держит в руках. Да, перевод – это тоже отражение.

Беседовала Татьяна ШАБАЕВА

В отличном советском фильме "В бой идут одни «старики" славится сплочённостью и боевым духом поющая эскадрилья. Международный ежегодный семинар переводчиков в Ясной Поляне - детище Сельмы Ансиры. Дитя это ещё совсем юное: 2006 года рождения. Но его незаурядный характер уже очевиден. Не в последнюю очередь его делает таким – песня.

«Когда я занималась дневниками Толстого, – рассказывает Сельма, – я была в Ясной Поляне, сидела там месяцами и видела, что есть писательские встречи. Я подумала: почему не встречаются переводчики? Подошла к Владимиру Толстому, предложила[?]» Директор Яснополянского заповедника дал своё согласие. И уже в 2011 году отметил «бурный всплеск новых переводов книг Толстого» за последние несколько лет. «Я не перестаю этому удивляться», – признался Владимир Ильич. Кто может измерить, какую роль в этом энтузиазме сыграло яснополянское переводческое братство?

Сначала это была просто «культурная программа»: переводчики из разных стран читают доклады, проводят мастер-классы – потом слушают музыку. Но скоро песня окрылила семинар: перестала быть лишь развлечением, привлекла к себе профессиональное внимание переводчиков. И вот уже певица из Казани Юлия Зиганшина не только даёт мастер-класс по русской песне в Ясной Поляне, но и едет рассказывать о ней итальянским студентам. Этномузыколог, собиратель музыкального фольклора Татьяна Шенталинская предупреждает о трудностях перевода русского напевного эпоса – и переводчики тут же, пока есть возможность совещаться, пытаются с ними совладать. Песня выплеснулась за пределы культурной программы, но и в рамках мастер-классов не удержалась: теперь здесь просто любят петь, и звучат песни не только русские, но и итальянские, чешские, бретонские… Пожалуй, не приходится удивляться, что эта традиция прижилась именно в Ясной Поляне: ведь и сам Лев Николаевич очень любил музыку и песню.