Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6432 ( № 39 2013)

Хотелось курить, но сигареты кончились. Виктор спросил сигарету у стоящего рядом кавказца. Тот вытащил голубоватую пачку, кивнул на парламент: «Оттуда». По странному совпадению сигареты тоже назывались «Парламент». Заметив мой недобрый взгляд, кавказец сказал: «Один парень дал, сам я туда не ходил. Теперь Ельцину точно капец», – добавил он. Эх, читали уже в «Дне»…

[?][?][?][?]ò[?], [?]à[?][?]ò[?] ò[?]ãaà ñ[?]î[?][?]î çà[?]ð[?]ёè. [?]î è[?][?] äåìîêðàòèè.

С Нового Арбата доносилось противное металлическое лязганье – это «буржуины»-мародёры разбивали камнями блестящую спираль Бруно с ужасными крючками, добывая себе сувениры. Гремя щитами, на площадь перед лестницей выбежал отряд омоновцев, построился в линию и, размахивая дубинками и автоматами, принялся вытеснять толпу. Мы поплелись, подгоняемые омоновцами, в сторону Нового Арбата…

С

той поры для меня символом событий 4 октября является даже не расстрелянный и горящий Дом Советов, а мародёры . В их появлении тогда, как мне представляется, и есть исторический смысл произошедшего. Точно так же, как одни мародёры ограбили 4 октября 1993 года парламент, другие, покрупней, – страну в 90-е годы. Мне кажется, предчув­ствия нас не обманывают, когда мы подозреваем, что наша власть как-то слишком мягко относится к преступникам. Она так и делает. И не может делать иначе. И не потому, что в полиции, прокуратуре, След­ственном комитете все плохие. А потому что государство такое. В основе его политической системы – преступление . Это вовсе не фигура речи или гипербола, а вердикт Конституционного суда России от 21 сентября 1993 года о действиях Ельцина, от которого председатель этого суда В. Зорькин никогда не отказывался. Современная политическая система, закреплённая Конституцией 1993 года, родилась в результате кровавого антиконституционного, мародёрского переворота. Уже давно за этими событиями закрепилось данное С. Говорухиным название «криминальная революция». Но мы, размышляя о причинах наших бед, редко задумываемся вот над чем: если в стране 20 лет назад произошла «революция мародёров», то каковы, собственно, её юридически-правовые последствия? А вот каковы: 4 октября 1993 года циничные политиканы и гешефтмахеры, называемые теперь олигархами, не просто «пришли к власти»: они перестроили «под себя» всё – законодательство, право, мораль, идеологию, культурную политику и т.д.

И как тяжело нам теперь приходится от этого наследия избавляться.

Андрей ВОРОНЦОВ

Теги:Белый дом , октябрь , 1993

Фото: Фото автора

Ещё совсем недавно мелькали за окном нашего автомобиля бетонные скелеты обрастающих кирпичным мясом новостроек, кичливо-безликие особняки, громоздкие коробки торговых центров. А теперь - тишина, утопающие в зелени редкие поселения, успокаивающий светлый простор.

Россия. Много ли знаем о ней мы, молодые, живущие в Москве писатели? И даже те из нас, кто смотрит на неё с любовью и затаённой болью, сами выросшие в глубинке, невольно высматривают провинциальный колорит. Поэтому и высыпали из машины, когда увидели на тверской земле зарастающую молодыми деревцами церквушку с двумя отдыхающими на покосившемся куполе аистами. Выхватили торопливо из рюкзаков фотоаппараты, стремясь запечатлеть этот редкий, едва ли не инопланетный для многих москвичей вид.

Мы, несколько поэтов, членов Комиссии по творческому наследию Николая Тряпкина, едем в село Степурино Старицкого района. Николай Иванович – уроженец этого района. Деревни Саблино, где родился выдающийся поэт, уже больше полувека как нет на земле. Но есть поле, которое теперь входит в земли Степуринского сельского поселения. На месте деревни в прошлом году с помощью степуринцев удалось поставить поклонный крест. А в этом году наша цель – установить скромный памятный знак у просёлочной дороги. Доски для щита, на котором будет укреплён баннер, уже лежат, дожидаются нас в полуразрушенном степуринском храме. Но сначала – выступление на празднике села, к которому приурочили и возрождённую в Степурине некогда знаменитую ярмарку.

Запестрели цветные палатки

У Николы на вешнем торгу.

И проносятся сверху касатки,

И мелькают качели в лугу.

Сколько хмеля и всяческой славы

Пролилось на окрестный пустырь!

И цветут монастырские травы,

И, как солнце, горит монастырь.

Успевай лишь примериться к цели:

Тут и лён, и кадушки, и хлеб[?]

Нет, конечно, мы не ждали, что в современной русской деревне возможно такое самобытное яркое празднество, какое запомнилось в раннем детстве Николаю Тряпкину. И всё-таки хотелось верить, что увидим мы нечто, от чего повеяло бы той хлебосольной, корневой Россией, о которой узнать теперь можно только из книг.

И вот мы в Степурине. Ярмарка – полтора десятка палаток, торгующих дешёвым китайским ширпотребом. Кое-где всё же проглядывают и местные товары – мёд, творог. На широком тракторном прицепе восседает пожилой крестьянин, продающий плетёные корзины. На вид лет шестидесяти пяти. Оказалось, ему уже восемьдесят четыре.

– Для чего эти корзины? – переспрашивает он. – Кто в деревне живёт, знает для чего: и картошку хранить можно, и бельё, кому как сподручнее…

Торговля идёт на главной сельской площади, над которой печально возвышается степуринский храм с целой уже берёзовой рощицей на стенах. Вот что можно прочитать о его состоянии на сайте, посвящённому туризму в Старицком районе: "…храм св. Флора и Лавра в Степурине находится на грани саморазрушения! Необходимо собрать средства для укрытия купола и окончить ремонт помещения в здании колокольни, чтобы там можно было проводить богослужения, сейчас с потолка падают камни. Весной 2012 года разрушение частично приостановлено, установлена крыша над пределом колокольни..." Перед официальным открытием праздника в этом храме, вернее, в расчищенном от мерзости запустения уголке его, начинается молебен святым Флору и Лавру, покровителям села. Кроме нас, четверых москвичей, здесь собралось с десяток человек, в основном пожилых женщин.

А местные мужики с утра расположились кучками в небольшом парке у стен храма. Пьют, кажется, даже не водку, дешёвый портвейн. Парк этот, как мы узнали позднее, накануне очищали от накопившегося за год хлама (в основном пустых бутылок) местные школьники. Наверное, были среди них и дети вот этих пьющих мужиков, что порой даже нужду справляют в кустах у самых церковных стен. Веками храм был главным местом во всей округе, куда люди шли вспомнить о том, что не хлебом единым в скоротечном своём земном бытии жив человек. И сейчас его сиротливые стены остаются центром притяжения. Но уже в основном для пьющих неприкаянных степуринцев. Можно ли после всех духовных разрух XX века винить этих сельских жителей, что святыня их дедов для них теперь просто место, где изо дня в день привыкли они отуманивать сознание дешёвым зельем? Не знаю, не берусь судить.