Итоги Итоги - Итоги № 40 (2013)

Если подготовленный Минфином и Минэкономразвития соответствующий пакет законопроектов будет принят, то в течение следующего года-двух все фонды будут проверяться. И в систему гарантирования войдут только те, что пройдут эту проверку. Акционирование — тоже условие вхождения в нее. Создаваться она будет примерно так же, как в свое время создавали систему страхования вкладов.

Что касается денег, то мы будем перечислять их только в те НПФ, которые войдут в систему гарантирования. Это будет касаться как негосударственных пенсионных фондов, так и частных управляющих компаний. Такое решение уже принято.

— Интересные вещи вы рассказываете. А что будет с накопительными счетами тех, кто написал заявление в этом году? Они в НПФ, пока он не пройдет в систему гарантирования, переведены не будут?

— Да, когда НПФ акционируется и выполнит все формальности, деньги на эти счета опять начнут перечисляться. Если нет, человек сможет выбрать другой НПФ либо перевести свой накопительный счет в государственную управляющую компанию.

— Значит, срок выбора продлевается еще на год. А срок вступления в систему софинансирования? Ту самую программу «тысяча на тысячу»?

— Этот срок закончился 1 октября. Однако в будущем мы намерены создать другую систему софинансирования уже для отдельных категорий граждан. Но когда это произойдет, я пока сказать не могу.

— Последний вопрос. Скажите, обнуление поступлений на накопительные счета «молчунов» можно считать конфискацией?

— Никакой конфискации и обнуления счетов не будет. Все ранее сформированные накопления в системе ОПС остаются за гражданином и будут выплачены ему после выхода на пенсию. При этом по закону деньги, которые перечисляются на накопительные счета граждан, все равно принадлежат государству. И мы никого не спрашивали, когда вводили отчисления в накопительную часть. И сейчас можем этого не делать. Но мы это делаем. Я же уже сказал, что срок выбора для всех будет продлен до 1 января 2015 года.

Проклятый Октябрь

/ Политика и экономика / Спецпроект

Руслан Хасбулатов — о том, как не захотел переквалифицироваться в диктаторы и запретил приватизацию, как не поделил жилплощадь с Руцким и нашел для России нового президента, а также истории о приднестровских снайперах, золотом запасе Белого дома и яде в тюремной баланде

Осень 1993 года — поворотный момент в истории новой России. С этим непреложным фактом согласны все, а в вопросе о причинах и последствиях политического катаклизма 20-летней давности по-прежнему кипят споры. Своей версией тех событий продолжает делиться последний председатель Верховного Совета России Руслан Хасбулатов.

— Руслан Имранович, не было ли в решении Верховного Совета об отрешении Ельцина вашей личной на него обиды?

— Трудно отрицать личные моменты, они в политике присутствуют всегда. Но мы руководствовались исключительно буквой закона. Были отдельные предложения — например, назначить меня чуть ли не военным диктатором, но я твердо стоял на точке зрения, что мы ни в коем случае не можем отступать от закона. И даже сказал: «Мы — пленники закона. Парламенту прямо и непосредственно никто не подчиняется — ни Вооруженные силы, ни исполнительная власть, они только подотчетны перед нами. Парламент силен лишь законом. Какие бы действия ни предпринимала другая сторона, мы обречены действовать в соответствии с законом». Эту линию мы проводили до последнего часа пребывания в Белом доме.

Эмоции же для меня в те дни вообще не играли никакой роли в принятии решений. Я очень быстро успокоился, взял себя в руки. Первый эмоциональный порыв прошел, я и мои соратники действовали исключительно хладнокровно, и это было присуще многим нашим депутатам. Были, разумеется, и испугавшиеся. Одного из крупных руководителей я вынужден был просто прогнать, потому что вид у него был панический. Все время ходил и говорил, что все, конец, пойдемте на поклон. Я сказал ему: «Если еще раз здесь появитесь, я прикажу вас выдворить».

— А вы на что рассчитывали? На то, что Борис Николаевич скажет: «Сдаюсь»?

— Рассчитывал на здравый смысл и на закон. Считал, что он увидит, что мы не Дума образца 1906 года, депутаты которой тихо разошлись после того, как император подписал указ о прерывании ее деятельности и на двери Таврического дворца повесили амбарные замки. Я считал: когда Ельцин увидит, что мы действуем в рамках закона и далеки от того, чтобы соблюдать его незаконные приказы, то будет вынужден отменить свое решение. Если бы военные и милицейские силы и прочие исполнители его прихоти были хоть немножко морально и нравственно подготовлены и социально ответственны, они бы отказались ему подчиняться или ушли в отставку. Но они так дрожали за свои должности и привилегии… Возможно, не только за привилегии, но и за коррупционные бонусы. Ведь в 1992 году и начался взрывной рост коррупции и во власти, и в нарождающемся тогда предпринимательстве. Одним из сильнейших раздражителей в отношении меня было то, что я заставил все правоохранительные органы представлять мне и председателю Конституционного суда те же доклады, что и президенту.

Как-то Зорькин ко мне приехал, весной 1993-го было дело, и говорит: «Руслан Имранович, творится что-то страшное: министры воруют, замы премьера воруют, правоохранительные органы бездействуют. Это же разрушит страну! Надо что-то делать!» Мы решили пойти к президенту. Как раз тогда мы создали институт специального прокурора по расследованию коррупционных преступлений в высших органах власти. Прокуроры начали вызывать на допросы Шумейко, Полторанина, других приближенных Ельцина. На подходе были Чубайс, Гайдар и другие, но президент этому противодействовал. Мы с Зорькиным пришли к нему, я докладываю, мол, так и так, прошу поддержки. В ответ слышим: «А я взяток не беру». Мы с Зорькиным в недоумении: при чем здесь президент? Говорю: «Но не вас же допрашивают». Он: «Меня не допрашивают пока что, может быть…» Я: «Борис Николаевич, зачем переводить тему на наши личности, речь идет о высокопоставленных людях в правительстве — тех, которые совершили определенные действия. Давайте займем общую позицию в этом вопросе. Ситуация сложилась тревожная, давайте вместе почистим наши верхние «коридоры» — в противном случае проблема станет неконтролируемой. Сами погибнем и страну погубим». Ельцин молчит. В общем, ничем не закончился этот разговор.

Потом Зорькин мне говорит: «Руслан Имранович, он же тебе этого никогда не простит, заодно и мне». Отвечаю: «Валерий Дмитриевич, мы наделены очень высокой ответственностью и должны что-то делать. Капитализм у нас зарождается не на конкурентной базе, не на основе предпринимательского таланта и специальных знаний, а за счет воровства, незаконных операций в области приватизации. Это надо прекратить. Иначе мы будем нести всю полноту ответственности перед будущими поколениями».