Пьер де Вильмаре - Досье Сарагоса

Карл Гиринг, глаза и уши Мюллера в Париже при Генрихе Райзере, шефе мест-ной зондеркоманды, практически побратался с Треппером во время их бесед-допросов на парижской улице Соссэ. Известно, что между жертвой и палачом иногда возникает некоторое соучастие, поскольку речь идет о двух разумных существах, а не о простых зверях, тем более в службах разведки и контрраз-ведки, но тем не менее! Мюллер потребовал, чтобы заключенные зондеркоман-ды постоянно носили наручники. Некоторые ходили в наручниках даже в своей камере. Зато другие вообще их не носили, и отнюдь не только «звезды» «Ор-кестра». Так, два радиста, «Жожо» и «Мишель» в декабре 1943 года, вскоре после их ареста, весьма легко сбежали.

За десять недель до этого убежал также и Треппер. К его охранникам не приме-нили никаких дисциплинарных санкций. Хайнц Паннвиц, который сменил Ги-ринга в руководстве парижского отдела зондеркоманды, боится, что его разжа-луют, когда Мюллер вызывает его в Берлин. Но Мюллер его успокаивает: у него есть много других проблем, которые нужно урегулировать…

Побег Треппера заслуживает более подробного рассмотрения. Будучи «уютно» интернированным в особняке в Нёйи, на углу проспекта Виктора Гюго и улицы Рувре, Треппер являлся кем-то вроде почетного гостя у верного сотрудника Мюллера Вильгельма (Вилли) Берга, своего «куратора». Этот бывший телохра-нитель Риббентропа — если верить Трепперу — ежедневно держал его в курсе продвижения расследования Гестапо. Он сообщает ему, что один из его помощ-ников Гилель Кац был арестован; что Гарри Робинсон, один из наиболее важ-ных агентов СССР на протяжении многих лет, скоро будет арестован. Он якобы даже пригласил его присутствовать, из своей машины, при аресте вышеназван-ного Робинсона.

(Все свидетельства доказывают, что на самом деле Треппер опознал Робинсона из автомобиля, чем способствовал его аресту — прим. автора.)110

Берг настолько доверяет Трепперу, что даже разрешает ему побеседовать, без своего присутствия, с бедным Гилелем Кацем, которого только что пытали… Берг организовывает встречу между Треппером и молодой продавщицей Жюльеттой Муссье, через которую, как Треппер убедил немцев, он смог бы пе-редать письмо Жаку Дюкло, а, стало быть, в Москву, что усилило бы доверие к версии, что Треппер собирается обмануть Гестапо.

И вот Треппер, без наручников, за которым просто следуют на расстоянии, хо-дит к парикмахеру, к портному, по магазинам, на «мнимые явки». Как же они на самом деле глупы, эти гестаповцы, и как умен и ловок «Большой шеф»!

Этот фарс заканчивается побегом Треппера в аптеке «Байи», около вокзала Сен-Лазар, где он якобы нашел некое чудодейственное лекарство, в котором нуждался Берг. Треппер исчезает из аптеки через другой выход, в то время как Берг все дожидается его в машине. Он ждет полчаса, прежде чем отреагиро-вать…

Эта забавная история известна. Но мы, несмотря ни на что, вернемся к ней, по-тому что удивительно трудно поверить в то, что Берг так долго пассивно сидит, пока один из «героев» «Красного оркестра» убегает. В своей апологии Треппе-ра писатель Жиль Перро уверяет, что образ действий Берга можно объяснить с помощью психоанализа! Пустой аргумент. Он добавляет, что Берг, Паннвиц и другие хотели скрыть от Берлина эту непростительную ошибку. Это еще один аргумент, который никуда не годится, так как в последующие дни Гестапо от-правляет на все свои посты и всем информаторам во Франции объявление о ро-зыске «Жильбера», то есть Треппера. И Берлин никого не наказывает.

А в то же самое время Мари-Мадлен Фуркад, одна из руководителей сети Со-противления «Альянс», сбежала из тюрьмы в Экс-ан-Провансе. По срочному приказу Мюллера всех ее охранников поставили к стенке. Любопытная разница в обращении.

(22 октября 1974 года я должен был вместе с г-жой Фуркад участвовать в пере-даче французского телевидения в диалоге с Треппером, деятельность которого я исследовал в Бельгии и Германии. У меня на руках было много данных, пере-данных мне одним ответственным чиновником из бельгийской контрразведки. В последнюю минуту Треппер через своего адвоката потребовал, чтобы я не участвовал в передаче. Хотя я к тому времени уже был в студии, продюсер упросил меня уйти, потому что Треппер заявил, что в противном случае он от-кажется участвовать в анонсированном обсуждении. Нужно было «спасать передачу». Это свидетельствует о том, насколько Треппер боялся моих возможных разоблачений. — прим. автора.)

Отметим удивительное рассуждение Хайнца Паннвица, которое тот высказал своему узнику «Кенту», когда в сентябре 1943 года сообщил ему, что Треппер сбежал. Итак. «Кент» узнает, что стало с Треппером, чего он не знал, с тех пор как убежал в Марсель.

— У этого не будет никаких последствий для нашей собственной работы, — заве-ряет его Паннвиц.

Все же необычно, что охранники, и, главным образом, профессиональные сле-дователи держат своих заключенных в курсе того, что происходит вокруг и око-ло их дел. Кроме того, отчего это Паннвиц был так определенно уверен?

В другой раз Берг лично ждет, пока ему удастся остаться один на один с «Кен-том», чтобы рассказать ему, что Михаил Макаров, один из его подчиненных ра-дистов, поддерживавших связь с Москвой, «арестован и уже много рассказал». Но апогея достигает Генрих Мюллер собственной персоной.

Обычно полицейские оставляют своих узников пребывать в неведении и сомне-ниях. Но когда и «Кента» перевозят из Марселя в Париж для основательного допроса, тотчас же в Париже появляется и Мюллер, чтобы присутствовать при допросах и, если возникнет потребность, вмешаться, так как ему известны все сведения. «Кент» рассказывает, что как только его ввели в кабинет, где Фри-дрих Панцингер стоял рядом с Мюллером и тремя другими эсесовцами, как Мюллер вмешался и спросил у своих помощников:

«Вы уверены, что этот молодой человек — действительно «Кент», который руководил в Бельгии крупной фирмой и, параллельно, советской разведывательной сетью? Это действительно он ездил на встречу с Шульце-Бойзеном в Берлин, получил от него информацию и передал ее в Москву?»

Таким образом, в нескольких коротких фразах, «Кент» узнает из уст Мюллера существенную часть своего собственного досье. Как такое возможно, что «вели-кий полицейский», который так гордится этим и хвастается своим прозвищем «Гестапо-Мюллер», вот так сразу раскрывает «Кенту», что именно уже известно немцам о его роли?

Если «Кент» в 1995 году без прикрас подчеркивает эту сцену, это значит, что он, со своей стороны, хочет разъяснить читателю, что Мюллер без сомнения не является тем крупным антикоммунистическим и антисоветским специалистом, каким его описывали, но что он уже в этот момент, или, возможно, уже давно, состоит в сговоре с Москвой.