Пьер де Вильмаре - Досье Сарагоса

Вихман был приветливым человеком, очень открытым под сухой и сдержанной внешностью, если он чувствовал в себе некоторое внутреннее родство со свои-ми собеседниками. Его сопровождала жена, добравшаяся сюда, со своей сторо-ны, окольными путями, так как в то время невозможно было свободно перемещаться из одной оккупационной зоны до другой без тысячи и одной хлопот и не пользуясь пропуском.

Она тоже была очень любезной, культурной, она видимо разделяла большую часть тайн своего мужа. После двух часов непринужденной беседы, у нас воз-никла обоюдная симпатия. Так как я пережил крах и поражение Франции в 1940 году, то вполне мог понимать, что могли в свою очередь чувствовать немцы, которые были патриотами, но не нацистами.

В 1947 году никто еще не знал, что будет с Германией. Ее советизированную часть уже снова плотно накрыли тяжелым колпаком. На Западе американцы и англичане вовсю ссорились из-за сведений, которые надо было вытянуть из бывших руководящих кадров Рейха. Более или менее законные миссии, отправ-ляемые из англоамериканских деловых кругов, прежде связанных с немецкой индустрией, пытались возобновить деятельность своих филиалов, даже найти заводы и предприятия еще в рабочем состоянии. Каждый из западных союзни-ков пытался украсть друг у друга информаторов и агентов.

Советские службы ткали свои агентурные сети в английской, американской и французской зонах, вербуя в оккупационных администрациях информаторов, которые становились двойными агентами или следили за теми, кого действи-тельно надо было поддержать, чтобы «эти» немцы продолжали функциониро-вать. Советы не стеснялись даже того, чтобы похищать либо убивать немцев или беженцев с Востока, которые, начиная с 1944 года, в количестве уже трех-четырех миллионов потоком нахлынули в западную зону. Было — мы это знали — приблизительно сто тысяч немцев, которые, по приказу или в индивидуальном порядке, меняли свои персональные данные, и смешивались с потоком ино-странных беженцев, или под видом гражданских лиц пробивались в регионы, где их не знали.

От Браумана, доверие к которому у меня было очень ограниченным, Вихман знал об основной цели нашей встречи, помимо нашего обмена мнениями о раз-витии отношений между Западом и Востоком. Он искренне отвечал на мои вопросы.

— Что вы думаете о личности Мюллера, о том, кем он был в действительности?

— Очевидно, его появление рядом с Гейдрихом, с 1934 года, обеспокоило многих из нас.

Но лишь один раз, после того как Канарис возглавил Абвер, и наша команда прочно устроилась в нем в 1936 году, Мюллер стал предметом нашего обсужде-ния. Адмирал передал нам слова капитана Патцига, его предшественника во главе Абвера несколькими годами раньше: «Не доверяйте нацистскому аппара-ту. Эти люди сделают все, чтобы господствовать над вами, и чтобы вас погу-бить. Они в первую очередь нацисты, и лишь потом немцы».

Канарис незамедлительно смог убедиться в правильности этого суждения. Ба-варские друзья адмирала тогда сообщили ему о холодном, методическом, но скрытном карьеризме Мюллера. Канарис говорил: «Посмотрите на его руки, это же когти хищника. Когти душителя!» Что удивляло в первую очередь, так это то, что этот полицейский из Мюнхена, который сделал себе репутацию на том, что знал все методы и аппарат немецких коммунистов, вдруг в 1934 году ока-зался рядом с Райнхардом Гейдрихом и его шефом Гиммлером. Он все меньше и меньше жил в Баварии. В апреле 1936 года он сопровождал в Белград Вернера Беста, одного из помощников Гейдриха, возглавлявшего один из отделов госу-дарственной безопасности. Бест должен был в беседах с югославскими руково-дителями прозондировать возможность постоянного сотрудничества против ап-парата Коминтерна. Взамен Берлин помог бы Белграду в его ссорах с хорвата-ми, чья эмиграция за границей активизировала свою деятельность против сер-бов.

Откуда взялось это доверие Гейдриха или Беста по отношению к Мюллеру, ко-торый даже не был членом партии и который в 1936 поднялся до должности старшего государственного советника (оберрегирунгсрата) и советника уголов-ной полиции (криминальрата)? Там крылась тайна, которую мы старались рас-крыть, но шаг за шагом, так как у нас не было никакого права проводить по-добные расследования, разве только поговорив об этом напрямую с Гейдрихом, но Канарис этого не хотел.

Я прервал Вихмана: — Уже тогда ходила легенда (она вновь появится в 1950-х и 1960-х годах в некоторых кругах крайне правых и крайне левых), согласно ко-торой Гейдрих был другом, даже протеже Канариса, в подчинении которого он одно время служил на флоте.

Капитан взорвался: — Это полная чепуха, и совершенно безосновательная. Ад-мирал Редер выгнал его с флота за «моральные правонарушения», денежные аферы и делишки с женщинами.

Он соблазнил одну очень молодую девушку, дочь офицера, своего командира, затем, как только он вошел в ее среду, выбросил ее прочь, как выбрасывают из окна машины что-то ненужное.

Гейдрих был воистину жестоким человеком без угрызений совести и без какого-либо патриотического чувства. Он мечтал заполучить в свои руки не только внутреннюю безопасность Рейха, но и все его разведывательные и контрразве-дывательные службы. Враг Церкви, он привлек на свою сторону несколько свя-щенников, лишенных духовного сана, чтобы бороться с нею. Враг армии, он ор-ганизовал сбор различных компрометирующих материалов, например, на гене-ралов фон Фрича и фон Бломберга, добиваясь, чтобы офицеры поняли, что они должны безгранично верно служить Гитлеру и партии. С 1935 года он организо-вал специальную сеть, чтобы следить за нами и по возможности накапливать то, что в случае необходимости послужило бы уликами против нас, если бы мы пе-рестали быть покорными. Наконец именно он после 1936 года собрал докумен-ты, по двум каналам дошедшие до Сталина, для того, чтобы помочь ему нейтра-лизовать маршала Тухачевского, начальника советского генерального штаба, затем обвинить его в заговоре. Гейдрих был как бы сделан для того, чтобы найти общий язык с Мюллером. Впрочем, именно он был мозгом за Гиммлером и за Фриком, в то время министром внутренних дел, это он вдохновил их на меры, которые стали известны как «Schutzhaft», то есть «предварительные аресты», которых не было до прихода Гитлера к власти.

Вторая половина дня приближалась к концу. Супруга Вихмана, которая неодно-кратно вмешивалась в разговор, чтобы добавить какую-либо деталь, замерзла. Нужно было возвращаться в отель в двухстах метрах оттуда. Проходя через са-ды, которые вели к отелю, я внезапно спросил Вихмана:

— Но что же случилось с Мюллером в мае 1945? Очевидно, он выпутался из это-го, так как его больше не видели?