Пьер де Вильмаре - Досье Сарагоса

Другой свидетель: профессиональный полицейский Ганс Фишер, который рабо-тал в Вене, в Бреслау, в Страсбурге, затем в 1945 году возвратился в Берлин, где беседовал с Мюллером о некоторых документах. В течение той же ночи, он увидел Мюллера в обществе Шольца.

— Что же теперь будет? — спросил его Фишер.

— Терпение, терпение, — ответил Мюллер. — Подождите еще немного!

Он не выглядел ни подавленным, ни растерявшимся, как будто он справлялся с ситуацией. Немного раньше, он, впрочем, сказал Барбаре Хельмут: «Во всяком случае, я — единственный, кто может рискнуть последним шансом! Очень зага-дочное высказывание, как и всегда.176

Если мои сведения точны, то в конце именно этого дня 2 мая Мюллер добрался до своего дома в Штольпе, где Борман сделал только короткую остановку.

Шольц оставил его, чтобы вернуться 3 мая в свою частную квартиру в берлин-ском районе Мариенфельде, а не в дом, в котором они долго жили вместе в берлинском районе Ланквиц.

В это время советские войска, разделив весь город на части, прочесывали его. Ганс-Кристиан Шольц, следовательно, считал, что ему нечего бояться тех, с кем Борман, Мюллер и он поддерживали двустороннюю связь уже более двух лет. Более чем вероятно, что между ними всеми и советскими властями были зара-нее достигнуты соответствующие договоренности. Нас заверили, что Шольц, подточенный раком, умер якобы у него в конце мая или в начале июня 1945 года.

(В «Энциклопедическом словаре секретных служб» о Шольце сказано, что он погиб в 1945 году. — прим. перев.)

14.1. Каждый ищет свое место

Уинстону Черчиллю, который хотел, чтобы американская армия, уже находив-шаяся у Эльбы, первой вошла в Берлин, Эйзенхауэр ответил, что, мол, столица Рейха «сама по себе не является важной стратегической целью»! Может быть. Но, тем не менее, Берлин обладал символической ценностью, и поэтому совет-ская пропаганда на протяжении многих лет стреляла именно по нему. И в тече-ние девяти недель после его захвата НКВД разместил там своих агентов и не только в той его части, которой предстояло стать Восточным Берлином, но так-же и там, где позже разместятся английская, американская и французская спецслужбы. В Кремле советники Сталина видели дальше Берлина и Германии.

Одна малоизвестная или совсем неизвестная история свидетельствует об этом. Вечером 2 мая 1945 года, тогда как капитуляция Рейха произойдет только 7 и 8 мая, штаб генерала Василия Чуйкова, командовавшего советскими войсками в Берлине, организовал ужин для победителей, в присутствии своего командую-щего. Тринадцать высших немецких офицеров, среди которых был и генерал Вильгельм Монке, были только что взяты в плен. Их заводят в большой зал, где как раз накрывают на стол, и в изумлении они слышат слова начальника штаба советской восьмой армии, который приглашает их сесть за стол. Перед Чуйко-вым, который воздает должное их смелой борьбе, и заканчивает свою речь надеждой на то, «что вскоре возродится то, что было дружбой и германо-советским сотрудничеством». И это 2 мая 1945 года, когда бои на всех фронтах еще не закончились! Это правда, что через восемь часов после этого ужина немецких гостей присоединили к 34 000 других немцев, которые направляются в лагеря военнопленных… Но это говорит о состоянии умов некоторых совет-ских стратегов, в то время как вслед за советскими армиями на руины Рейха прибывает и антифашистский военный комитет, созданный в 1943 году вокруг генерала Фридриха фон Паулюса, с несколькими десятками пленных немецких офицеров, перешедших на сторону Советов из-за оппортунизма или убеждений в прежних германо-советских симпатиях.

(Автор имеет в виду «Союз немецких офицеров», присоединившийся к Национальному комитету «Свободная Германия» — прим. перев.)

В тени, очевидно, держится генерал Виктор Абакумов, который с этого момента и до 1950 года все пытается превратить Германию в свой личный «охотничий заповедник». Он же, взбешенный из-за сопротивления его планам маршала Жу-кова и его подчиненных в Берлине, сам отправится туда в декабре 1945 года, чтобы лично проконтролировать арест некоторых армейских офицеров.

Надо сказать, что отсутствие ясного понимания и наивность американских вла-стей, проникшихся восприятием Советского Союза как «хорошего и доброго со-юзника», как высказывался Шарль де Голль, поощряла Москву в ее экспансио-нистских планах в долгосрочной перспективе.

Генерал и стратег Сергей Матвеевич Штеменко, который разделял многие идеи Виктора Абакумов и вместе с ним принадлежал к наиболее антисемитской части кремлевской элиты, считал, что Франция и Италия были уже достаточно разло-жены изнутри, чтобы повернуть налево больше, чем того желали голлисты или политическая мозаика в Риме, внедренная американцами.

В Москве ее глашатаи вроде Ильи Эренбурга провозглашали, что Германия должна понести коллективную ответственность за все преступления, совершен-ные нацистами. Но Георгий Федорович Александров, другой официальный ру-пор Кремля считал, что Москва, напротив, должна незамедлительно интегриро-вать Германию в свой континентальный блок, чтобы она, таким образом, пре-одолела унижение своего поражения, лишь бы не позволить американцам взять на себя заботу о ней.

14.2. «Ticom» разрушает иллюзии

Александров и Абакумов без сомнения читали, что писал Йозеф Геббельс в га-зете «Das Reich» в феврале 1945 года, за десять недель до падения Берлина:

«Придет время, когда Черчилль, который ненавидит большевиков так же как нас, воспротивится Сталину, который, очевидно, стремится только обмануть За-пад». И он делает вывод: «Третья мировая война начнется в 1948 году». Это то, о чем думали Борман, Мюллер и их друзья…

Предвидение Геббельса было почти точным, если не считать того, что Третья мировая война была не горячей, а холодной, не использовала оружие, но угро-жала им, велась подрывными, но не военными средствами, за исключением пе-риферийных ударов, чтобы избежать опасностей открытого вооруженного кон-фликта в самой Германии.

Некий человек по имени Уильям Донован поощрял, не осознавая этого, экспан-сионистские мечты Москвы, даже если Сталин, как всегда по своей привычке, играл на обеих тенденциях вокруг него, с одной стороны, прикрывая Лаврентия Берию, который сопротивлялся стратегии Абакумова, и, позволяя, между тем, Абакумову расставлять своих людей в советизированной Германии.

Донован, шеф УСС, тогда буквально соблюдал соглашения о сотрудничестве, заключенные между УСС и НКВД. Например, с 1944 года он отправлял в Москву копии записей всех бесед Аллена Даллеса с «диссидентами» из Абвера или СД и с генералом Вольфом, командующим немецкими войсками в Италии. После чего летом 1945 года, точнее 23 июля, полковник Мозес У. Петтигрю, преемник генерала Джона Р. Дина в американской военной миссии в Москве, поддержи-вавший постоянную связь с генералом Павлом Михайловичем Фитиным, началь-ником советской внешней разведки, передает русским по приказу Донована от-чет о беседах УСС с Вильгельмом Хёттлем, одним из главных помощников Валь-тера Шелленберга в СД. Хёттль только что предложил американцам раскрыть для них всю работоспособную сеть секретной агентуры, которая еще есть у Берлина в Центральной Европе и в СССР.