Александр Проханов - Цена измены

Здесь, на торжестве, присутствовали военные, принимавшие участие в недавнем кавказском конфликте. Они рассказывали, что в Су-27, оснащенном двигателями «Сатурна», угодила грузинская ракета, погасила один мотор, разворотила фюзеляж, посекла плоскости. Летчик посадил машину, а когда вылез из кабины, изумился: «А где же у меня вторая половина самолета?» В боях участвовали три машины, еще не поступившие на вооружение. Их сверхточное оружие подавило систему грузинского ПВО, их точечные удары уничтожали огневые средства противника. Изделия «Сатурна» своевали свою первую победную войну. Первую войну Пятой Империи.

Смотрю на лица в застолье, молодые и старые. Все друг на друга похожи — не чертами, а светящимся одухотворением, духовной близостью. Это и есть истинная элита России. Не бессовестные толстосумы, торгующие русским газом и нефтью, алмазами и лесом, покупающие на них виллы и яхты, футбольные клубы и место среди миллиардеров Запада. Не бездарные фигляры шоу-бизнеса, тусклые режиссеры и бессмысленные лицедеи, не родившие за жизнь ни одной идеи, не совершившие ни единого, во благо Родины, поступка. Не там, а здесь — элита России, взявшаяся за священное Общее Дело, в героических трудах и жертвах, в дерзаниях и порывах создающая новое государство Российское. О них сказал писатель: «Они — соль земли, теин в чае, букет в благородном вине».

Я смотрю на юбиляра — высокий, могучий среди волжских разливов. Что-то от Шаляпина, что-то от Чкалова. Что-то от русского бурлака, который тянет лямку, перетаскивает по перекатам и мелям баржу русской истории.

Здесь, в Рыбинске, на заводе, где каждый драгоценный станок, каждый возникший на компьютере образ, каждое усилие ума и духа направлены в будущее, — здесь открывается необъятное, уходящее в седую древность прошлое. Огнедышащий двигатель толкает крылатую машину вперед, а реактивный тающий след растворяется в бескрайних водах, туманных лесах, печальных колокольнях. Леонид Михайлович Иванов, молодой инженер, руководитель одной из программ, — человек двух измерений. Два образования, историческое и экономическое, позволяют ему свободно перемещаться во времени. То отправляться в промышленные центры России, где он сбывает газогенераторные установки, продуцирующие электричество и тепло. То работать с археологами на раскопках, писать статьи в исторические сборники, странствовать по лесам и полям, где высятся поросшие дерном курганы. Здесь, на Рыбинской земле, остались оттиски всех минувших русских эпох, всех периодов государства Российского, всех Пяти Империй, которые, словно ступени ракеты, толкают вперед великую и таинственную, трагическую и светоносную «русскую цивилизацию».

Стоим на крутом берегу, где в пору Крещения Руси разразилось восстание волхвов, непокорных язычников, не желавших расставаться с золочеными статуями Перуна и Велеса, Даждьбога и Стрибога. Здесь их постигли злая участь, жестокая казнь, когда по Шексне плыли плоты с посаженными на кол язычниками для устрашения непокорных. Кланяемся каменной стеле, среди трав и розовых валунов, в память о русских воинах, погибших от татарских сабель в Ситской битве, — колокольчиками и ромашками проросла праведная русская кровь. Созерцаем в музее иконы из монастырей, основанных иноками по благословению Преподобного Сергия Радонежского, чьими духовными подвигами расширялась святая Русь. Посещаем старые липовые аллеи и заросшие бурьяном фундаменты — все, что осталось от помещичьих усадеб, среди которых значится усадьба дворян Михалковых. Катим по дамбе, перегородившей воды Шексны, расплескавшейся в гигантское, до горизонта озеро — Рыбинское водохранилище, самый большой искусственный водоем Европы. Здесь веет сталинскими пятилетками, народной трагедией, непомерными трудами людей, вольных и подневольных, сверхусилиями громадной страны, стремящейся преодолеть вековую отсталость, приготовиться к смертельной схватке с фашистами.

История водохранилища трагична и пафосна. Его создавали вслед за прорытыми каналами Москва — Волга, Волгобалт, Беломорско-балтийский. По мысли стратегов, «большая вода» позволяла строить каскад электростанций для растущей промышленности, в том числе и моторного завода — детища пятилетки. После прорытия Волгодона возникал водный путь из Черного моря в Белое и Балтийское, по которому боевые корабли могли перемещаться с флота на флот, из одного моря в другое, не покидая пределов страны, на застревая в Босфоре, Дарданеллах и Гибралтаре. Замысел оправдал себя лишь отчасти. Когда фашисты подступали к Москве и разбомбили всю окружающую энергосистему, оставался лишь один электрогенератор под Рыбинском, не замеченный немцами, питавший Москву.

В годы «холодной войны» по искусственной водной артерии двигались из Красного Сормова на Северный и Балтийский флоты замаскированные подводные лодки. Вот, пожалуй, и все достижения этой небывалой водной эпопеи, которая стоила жизней многих «зэков», опустила под воду гигантские территории с деревнями и городами, сельски-ми угодьями и историческими памятниками. Об этой драме рассказывал мне инженер на борту заводского катера среди плещущих волн. Как разбирались срубы деревень и сплавлялись по реке к новым местам обитания. Как рыдали старожилы чудного города Мологи, когда грузовики НКВД увозили их из родных домов, оставляя пустынные улицы с купеческими палатами, дворянскими особняками, торговыми палатами. Как триста мологжан не пожелали уехать, приковали себя цепями и были залиты водой заживо. Как гигантская запруда перегородила русла Шексны и Мологи, и воды, разливаясь, покрывали леса и дороги, монастыри и слободы, и скоро из вод торчали кое-где монастырские колокольни, плыли сорванные крыши и телеги с оглоблями. С тех пор взлетали в небо поколения бомбардировщиков и истребителей, винтовых и реактивных машин, а внизу падали в воду подмытые колокольни, и птицы каждый год прилетали туда, где прежде были их гнезда, — кружили, улетали ни с чем…

«Сатурн», занятый модернизацией промышленности, конструируя двигатель долгожданного русского Развития, находит важным выпускать дорогие и прекрасные книги по истории края. Молодой оператор, обрабатывающий лазером лопатку турбины, должен знать, что в ее лепестках таятся народное горе и подвиг, ликующее чувство Победы и поминальные слезы.

Сидим с инженером на палубе катера. Под днищем, невидимые, проплывают мостовые и фонарные столбы, церковные кресты и надгробия. Пьем, не чокаясь, в память о дивной Мологе. Чокаемся во славу завода и русского моторостроения.

«Завтра», 2008, сентябрь, № 37–38