Михаил Хейфец - Суд над Иисусом. Еврейские версии и гипотезы

В данном случае бичевание, судя по срокам, являлось следственной пыткой: приговор еще не был вынесен. Коэн делает интересное предположение: Йешуа пытали, чтоб заставить отказаться от своего признания, от своей миссии. „Бичевание следует за вопросом: „Что есть истина?“ (Ин 18:38), — пишет Коэн, — для того, чтобы показать Иисусу, до чего истина относительна и непостоянна… Если Пилат не в состоянии словами убедить Иисуса, что нет совершенной истины, он убедит его в этом с помощью бича“ (60).

Как обычно происходили римские суды над христианами, мы знаем из многих документов той эпохи. Обвиняемого в исповедывании христианства прежде всего бичевали, чтобы тот под пыткой отказался от своей веры. Если это не помогало, только тогда его распинали.

Вот письмо одного из римских судей, которого его современники-христиане считали одним из самых справедливых и милостивых римских правителей (так писал о нем Тертуллиан). Плиний Младший из Малой Азии докладывает императору Траяну (111–113 гг. н. э.):

„Я спрашиваю их, исповедуют ли они христианство. Если они признаются, я повторяю вопрос еще два раза и объясняю, что преступление это карается смертью. Если они и тогда не отказываются от своей религии, я приказываю их казнить. Тех же, кто отрицает, что они христиане или когда-либо были христианами, и повторяют за мной заклинания богов и поклоняются твоему, император, образу, совершая возлияние вина и благовоний, и под конец, проклинают Христа, т. е. тех, кто делают то, что ни один христианин не согласился бы делать даже под пыткой, я оправдываю и отпускаю. Тех же, кто сначала признался в принадлежности к христианству, а потом отказался от своих слов, — этих я подвергаю пытке, чтобы узнать правду“ (61).

Воины Пилата, как упомянуто, издевались над узником: надели лже-корону из терновника, лже-мантию из багрянца, становились на колени, приветствуя „царя“, а потом били по лицу и плевали. Зачем?

Возможно, Пилат надеялся на отречение? И тогда мог бы его отпустить? Так, во всяком случае, предполагал евангелист Лука — у него Пилат говорит: „Я ничего достойного смерти в нем не нашел. Итак, наказав , отпущу“ (23:22).

Но отречения после пыток не последовало, и Пилат снова сказал им: „Вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины“. Тогда вышел Иисус в терновом венце и багрянице. И сказал им Пилат: „Се Человек!“ Когда же увидели Его первосвященники и служители, то закричали: „Распни, распни Его!“ Пилат говорит им: „Возьмите Его вы и распните, ибо я не нахожу в нем вины“. Иудеи отвечали ему: „Мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божьим“. Пилат, услышав это слово, больше убоялся. И опять вошел в преторию и сказал Иисусу: „Откуда Ты?“ Но Иисус не дал ему ответа. Пилат говорит Ему: „Знаешь ли ты, что я имею власть распять Тебя и отпустить Тебя?“ Иисус отвечал: „Ты не имел бы надо мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше. Посему более греха на том, кто предал Меня тебе“. С этого времени Пилат искал отпустить Его. Иудеи же кричали: „Если отпустишь, ты не друг кесарю. Всякий, делающий себя царем, противник кесарю“. Пилат, услышав это слово, вывел вон Иисуса и сел на судилище, называемое Лимфостроном… Тогда была пятница перед Пасхою, и час шестый. И сказал Пилат иудеям: „Се Царь ваш!“ Но они закричали: „Возьми, возьми, распни Его!“ Пилат говорит им: „Царя ли вашего распну?“ Первосвященики отвечали: „Нет у нас царя, кроме кесаря“. Тогда наконец он предал Его им на распятие» (Ин,18:28–40, 19:1–26).

Все рассуждения Х. Коэна о слабости и глупости, о растерянности Пилата, о бессмысленности всего его поведения — верны. Если только забыть эту фразу: «Если отпустишь, ты не друг кесарю. Всякий делающий себя царем, противник кесарю». Пилат знал, что его воля, его непонятный самому внутренний голос требуют совершить измену Риму, измену кесарю… Отсюда противоречия, которые справедливо выявил Х. Коэн. «Библеист» сделал отсюда, как полагается, политический вывод: мол, в рукописях подделаны факты, чтобы спасти общину от террора… Но это, якобы логичное объяснение Коэна на самом деле ровно ничего не может объяснить. Потому что сразу встает вопрос: ну, и как, помогли подделанные евангельские байки христианам? Нет, не помогли. Как уничтожали и гнали римляне до Евангелий, так истребляли и казнили их после… Да и как могли эпизоды с Пилатом воздействовать на что-то или кого-то в общественном мнении Рима? Разве неясно каждому образованному римлянину, знающему порядки империи, что Йешуа был виновен в предъявленном обвинении — независимо от того, признал это некий странный прокуратор или нет. «Всякий объявляющий себя царем — противник кесарю» — разве этот аргумент первосвященников не был изначально неопровержим для любого римского гражданина? Римлянин мог сделать один вывод: Пилат почему-то решил проявить преступную мягкость, а местные евреи напомнили ему, что он наместник-судья, а не автократор, наделенный даром миловать государственных преступников. Все.

Более того, поведение Пилата не было понято и самими евангелистам, оно их тоже сбило с толку поразило. Потому и возник у Матфея эпизод с женой Пилата, которой приснился вещий сон, мол, не надо казнить этого подсудимого… И послала она к мужу гонца в суд — с предупреждением. То есть евангелисты, потрясенные не меньше Х. Коэна алогичным, ненормальным поведением прокуратора, придумали свое, мистическое объяснение происходящего: сон, видите ли, снился супруге. Но если Пилат так уж верил снам (что, кстати, правдоподобно — вещим снам римляне верили), почему он жены-то не послушался?

Мне в эпизодах с Пилатом именно их нелогичность, нарушение нормального поведения римского наместника, абсурдность — все это и кажется доказательством достоверности описанного. Как и поведение служителей Храма: для них уступить воле Пилата — значило признать чудо явления Машиаха на землю. Это было бы для них истинным чудом, которое могло их сломать, — что он вышел живым из этой переделки, победив Рим — его власть, его спесь, его крест.

Думается, эпизод с Пилатом потому так подробно описан евангелистами, что для них он тоже казался знаком Божественного предпределения их рабби. Они ведь не скрыли, что Пилат уступил напору, что он струсил, что вынес приговор, вопреки собственной совести судьи. Ничего не скрыли… Но все равно он для них остался некоей знаковой фигурой — человеком, опознавшим в их Учителе нечто необыкновенное, что заставило его изменить собственной природе палача. Значит — кто такой их Учитель?

Но как истолковать знаменитый эпизод в книге от Матфея — омовение рук прокуратором: «Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: „Невинен я в крови Праведника Сего. Смотрите вы“. И отвечал народ: „Кровь его на нас и детях наших“» (Мф 27: 24–25).