Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6435 ( № 42 2013)

1 августа Елена Дометьевна умерла – в полном сознании, на руках мужа. После прощания Иван Антонович, Тася и Мария Фёдоровна Лукьянова, коллега и верный друг Ефремова, взяли билеты на теплоход до Астрахани и отправились по Волге, чтобы немного отвлечься от мрачных переживаний и избыть усталость. Постепенно мысль и воображение писателя заработали с новой силой.

Ещё весной, не имея возможности спокойно писать, он дал волю своей фантазии. В результате возник неожиданный детективный сюжет «Корона Искендера»: итальянцы охотятся за алмазами возле берегов Южной Африки и достают со дна моря таинственную корону.

Повесть «Лезвие бритвы» в том варианте, в котором была написана к весне 61-го, буквально балансировала на грани художественной литературы. Что, если положить материал «Лезвия…» на приключенческий сюжет – «Корону Искендера» – и присоединить сюда некоторые части индийской повести? Индийской Ефремов называл написанную в 1954 году «Тамралипта и Тиллоттама». Лишь близкие друзья знали о её существовании. В те годы она не могла быть опубликованной: для стандартов советской литературы в ней было слишком много эротики, тантры и йоги. А если эти вопросы смягчить? Получится роман с тремя сюжетными линиями, в котором научно-популярный материал станет на своё место без ущерба для увлекательности и художественности.

Весной 1962 года Иван Антонович и Таисия Иосифовна регистрируют свой брак. Как только позволили дела, Иван Антонович уединился на даче. Он пишет, пишет, пользуясь временем, отпущенным ему судьбой. Лето 1962 года проходит в Абрамцеве, где после итальянской он заканчивает индийскую часть романа и работает над русской. Ефремов рассчитывал, что к концу 62-го года он сможет завершить маленькую повесть, превратившуюся в масштабный роман.

Вновь сумрачное декабрьское утро заглядывало в окно абрамцевской дачи. Призрачный зимний свет заставал Ивана Антоновича за письменным столом: он уже сделал небольшую зарядку, позавтракал и вновь собирал свои мысли в единый луч, чтобы одолеть сложнейшую часть – беседу Гирина с индийскими мудрецами. Строжайшая дисциплина мысли требовалась, чтобы свести воедино три столь разноплановых линии романа и довести его до финала.

В начале марта 1963-го перепечатанная и сверенная рукопись наконец была сдана в редакцию «Невы». Неподъёмный для журнальной публикации объём потребовал сокращений. Ни скользких тем, ни крамолы в новом произведении не было, но необычность его требовала от редакции известной храбрости.

Публикация началась. В журнале тем временем сменился главный редактор. Новый испугался ответственности за публикацию столь необычного для советской литературы романа, начал требовать больших сокращений. На его сторону стали некоторые сотрудники «Невы»… Ефремов, живя в Москве, не мог точно узнать, что происходит в редакции «Невы», находившейся в Ленинграде. В какой-то момент ему даже показалось, что Дмитревский, ради которого он и отдал рукопись в ленинградский, а не в московский журнал, отступился и не хочет защитить его роман. Но Владимир Иванович не предал.

«Лезвие» печаталось, но стало ясно, что позиция редакции отныне изменилась, и осенью Владимир Иванович Дмитревский уволился из «Невы». Но роман уже готовился к публикации отдельной книгой. Уже шли к Ефремову письма читателей, которые после выхода книги почтальоны будут носить к нему мешками. Роман стал не просто событием в советской литературе – он будил мысль и чувство с такой силой, что отзвуки его проявились во многих областях знания.

Прошло 50 лет. Можете ли вы, уважаемые читатели, сказать, что знаете этот роман?

Ольга ЕРЁМИНА

Теги:Иван Ефремов , фантастика

В Доме И.С. Остроухова открылась выставка "Без голоса", посвящённая 75-летию Венедикта Ерофеева.

«Лишившись гортани, Ерофеев стал писателем в наиболее полном значении слова, - не мог говорить, только писать. Фрагментарные тексты, представленные в книге и на выставке, – из его «переговорных книжек» (хранящиеся в собрании Сергея Ниточкина. – А. Г.). Так он общался с друзьями, посетителями. Это не дневниковые записи – высказывания обращены к собеседнику. Реплик собеседника мы не видим и чаще всего не знаем, кто он», – предупреждают в помещённом на сайте Литературного музея анонсе автор проекта Михаил Алшибая и куратор выставки Наталья Реброва.

Между тем выставка «Без голоса» не поражает зрителя многомерностью своих инсталляций. Создатели решили ограничиться легендарным чемоданчиком, с которым лирический герой поэмы «Москва – Петушки» садился в электричку на Курском вокзале. Правда, и на конфеты «Василёк» не поскупились. И хотя «Москва – Петушки» создавалась задолго до постигшей писателя трагедии, стилизация части зала под вагон электрички с деревянными лавками или дерматиновыми сиденьями, где висела бы схемa Горьковского направления, а «этапы большого пути» (Павловский Посад, Орехово-Зуево и пр.) были выделены красным карандашом или жирным шрифтом, стала бы вполне уместной.

Впрочем, для тех, кто знал Ерофеева, неповторимый жизненный опыт, несравненное чувство юмора и искромётная эрудиция Венички были не менее притягательны, чем сказово-музыкальный ритм его прозы. «Когда нам стукнуло по 17, у нас в запасе уже было всё: от Гумилёва до Надежды Обуховой, от древнегреческой философии до Данте Алигьери». Под этой красноречивой записью и показать бы Веничку, книжника-полиглота, великолепно орудовавшего плоскогубцами и рашпилем подобно своему прославленному герою.

И всё же помещённая вначале громадина с лилипутами внизу – рисунок «Самая большая книга» Ильи Кабакова (иллюстрировавшего первое российское издание без купюр 1989 г.) оказывается как нельзя кстати. А висящие на стенах графические листы художников-нонконформистов из коллекции Михаила Алшибая как рупор усиливают смысл сказанного «без голоса» (при этом увеличенного во много раз). И это касается не только всевозможных упоминаний Танатоса (мысль о нём в последние годы не покидала неизлечимо больного писателя, чьё творчество и без того всегда было проникнуто «апокалиптическим пафосом»). Но и Эроса как символа продолжения жизни. При этом карнавальные женские образы («Обнажённая» В. Ситникова, «Женский профиль» И. Ворошилова или «Девушка в валенках» Э. Курочкина) впечатляют не меньше, чем изображения нагруженных скелетами тележек, чёрного цветка (В. Яковлев) или чёрного солнца (В. Ковенацкий).

Как пишет в своих воспоминаниях Ольга Седакова, Веня, «простившись, остался со своими знакомыми». Поэтому особенно отрадно, что на немногочисленных фото Ерофеев в поздний, несмотря ни на что, всё-таки счастливый период своей жизни показан прежде всего в кругу знакомых, любимых и друзей (вместе Георгием Владимовым, Натальей Шмельковой, Славой Леном). Правда, жаль, что среди них не оказалось ни ставшего его крёстным отцом бывшего сокурсника и давнего друга Владимира Сергеевича Муравьёва (автора предисловия к знаменитому прижизненному изданию), ни самоотверженно отбивавшей на пишущей машинке один из первых печатных экземпляров поэмы Риммы Владимировны Выговской (жены давнего друга и бывшего сокурсника Льва Андреевича Кобякова).