Игорь Клех - Книга с множеством окон и дверей

Есть однако такой аспект спорта, что не покрывается столь простой схемой. И это стремление к совершенству. То, в чем когда-то так отличились греки, единственные в древнем мире, поставившие своей целью не взращивание превосходящих друг друга воинов-убийц, а гармоническое развитие человека, как они его понимали: атлетизм, кулачный бой, колесницы, игра на музыкальном инструменте, — чтобы смочь противопоставить Року и воле олимпийцев свой заранее обреченный героизм и самообладание — т. е. способность владеть своим телом, чувствами и тем остальным еще, что отличает человека от животных, мыслью и словом.

Кубертен — великий утопист конца прошлого века, чьи идеи, действительно, во многом видоизменили физиономию мира, — смог взять от них для своего «олимпийского» кодекса лишь то, что мог потянуть его век: правила и институт судей вместо благородства, латинизированные принципы «быстрее, выше, сильнее», и огонь, одолженный на горе у языческих богов. С массовидным обществом шутки плохи, и две последовавшие мировые войны продемонстрировали это наглядно. Человек так устроен, что ему невыносимо, трудно и противно быть самим собой, — ему во что бы то ни стало надо быть кем-то другим. И выбор здесь, вообще-то, невелик. Принцип состязательности и достижений перевесил изначальный античный принцип стремления к совершенству и срезонировал с общим стремлением эпохи — к состоянию сверхчеловеческому.

Именно поэтому так скоро из спорта выделился профессиональный спорт, что совпало также с другим фундаментальным принципом массовидного общества, — так возвысившим кино, институт «звезд» и ТВ: «Вы будете только работать и отдыхать, а жить за вас будем мы!» — специализация качеств вместо универсализма. И потому, в частности, успехи в разных отраслях спорта все более становятся подозрительно похожи на успехи селекционеров в выведении новых пород животных. При том, что сюда не подключилась еще генетика, хотя помечтать об этом можно уже сегодня.

Самым, однако, интересным во всей спортивной проблематике представляются отношения спортсмена и зрителя, болельщика. Именно болельщик делает спорт спортом — он тот, кто «заказывает музыку» и платит деньги. Потому что выдающихся спортсменов, как и великих воинов, всегда меньше, и не они, не рыцари и самураи, давно решают — и решали — исход сражений, а те, боявшиеся не столько смерти, сколько боли, дурачки, носившиеся по полям сражений с прикрепленными к спинам на шестах флажками с белыми иероглифами, и которыми начинялись затем окопы последующих войн — их общее среднеарифметическое состояние, которое и называется боевым духом.

Что же болельщик, не только обеспечивающий существование, но творящий сам феномен спорта, — ему зачем это пассивное участие в спортивных баталиях?? Великая сила воображения, партиципации, пантеистический атавизм позволяют ему с помощью двойного замещения — ПЕРЕНОСА в квадрате — достигать той же цели, которой прямым участием добивается спортсмен: с помощью выплеска интенсивных и проявленных эмоций сжигать энергию, избавляться от таких состояний в душе, возникающих в результате постоянно действующего напряжения, какие бывают с засиженной ногой, — встать, пройтись, — и даже в случае проигрыша «своих» действие остатка неизрасходованной энергии переключается на «подставу», на субститут, на мечту о сладости реванша. Поскольку результат никакой игры не является окончательным. Спорт надындивидуален и бессмертен, как сама Природа. Главное — не победить, и даже не участвовать, главное — болеть.

Из этого выводится несколько важных следствий. Участие в деле спорта воображения, психической заразительности людей, делает возможным появление время от времени великих матчей — событий, примыкающих вплотную к миру культуры, к исключительным по драматизму победам человека над самим собой, над собственной немощью, т. е. над материей. Неизвестно еще, что в большей степени — ноги и ракетки или сумма взглядов — перемещает с места на место шарики пинг-понга и футбольные мячи и заставляет их двигаться в непредсказуемо-определенном направлении. Спорт до некоторой степени и является культурой. Но — как и политика — культурой… для бедных. В высших своих проявлениях он расположен в месте стыка культуры и природы и, отчасти, истории. Но исповедуя культ силы и молодости, изгоняя самую мысль о смерти, — т. е. о времени (его время измеряется секундами, таймами, раундами), — поклоняясь видимому и измеримому, он никогда не достигает глубины и окончательности собственно культуры, — в каком бы плачевном состоянии она в каждый данный момент ни находилась. В низших же своих поползновениях он имеет прямое отношение к периодически разыгрывающимся в жизни природы схваткам за самку, к сезонным играм молодняка, в которых отстаивается и завоевывается право на доминирование и оплодотворение, — или, мягче, к цветению пола. Так невозможен спорт даунов — печально улыбающихся ошибок природы, особей никогда не достигающих возраста половой зрелости. Также детские игры становятся соревнованиями не раньше, чем гормональное беспокойство посещает их сухие, до поры, мошонки.

А что другое еще способно так волновать людей в стрельбе в цель — в «пупик» мишени, как называют это сами стрелки, — именно, что волновать? И чем является игра № 1 нашего столетия, если посмотреть на нее попристальнее, — т. е. отстраненно. Не двадцать ли два «сперматозоида» гоняют по размеченному полю пола чреватую голом «яйцеклетку», чтоб загнать ее в одну из двух «маток» ворот? Отчего взрывается оргазмом циклопическая чаша стадиона — этот распаленный вожделением фасеточный зрак соглядатая. Вспомните жест футболиста, «распечатавшего» ворота. Они оплодотворены. Тяжесть гола имеет здесь решающее значение. В отличие от легковесных резиновых шайб, в изобилии забиваемых при помощи хромых клюшек скорыми, но малоустойчивыми хоккеистами. Футбол — зрелище грандиозное, как сношение слонов, — как поединок тех исполинских клубов, на чьих плечах, по преданию, покоится Земля.

Вратарь отращивает руки, судья — глаз и свисток, но почему кричат «судью — на мыло!» и футбол — это все же НОГА? Не в одном же создании искусственных затруднений суть дела, — преодоление которых пусть даже очень украшает игру. Нога напрямую связана с телесным низом и имеет отношение к ранним дочеловеческим стадиям развития биологической особи. Потолок ее открытий — изобретение бега, — ускоренного передвижения при помощи прыжков с отрывом от земли. Лишены ног змеи, хром бог-кузнец и нечистая сила, козлоноги были сатиры. Чуть прихрамывающий мужчина наделен, как правило, неотразимой эротической привлекательностью. (Также эротичны чуть пришепетывающие, словно змеи, польки.)