Самуил Лурье - Взгляд из угла

Каким-то, что ли, нарочито фальшивым звуком победных речей. Что ли, глумливым.

Ну вот поставим себя на секунду на место злосчастного месье Саркози. Напичканного, как любой европеец, всякими суевериями и предрассудками - типа: не давши подпись - крепись, а давши - держись.

А тут вдруг выходит к прессе генерал и сообщает: мы, как вам известно, пообещали, что выведем войска, - так вот, не выведем, а только отведем. И добавляет игриво: почувствуйте разницу.

Через несколько дней выступает деятель нижней говорильни - правда, не туз и не король, а так, толстый валет: даже и отводить, заявляет, не собираемся; наоборот - расширим присутствие войск; и это не будет нарушением обещания - поскольку обещали-то мы уважать суверенитет, а не территориальную целостность. Такой острослов.

Еще через день - министр иностранных дел; в суровой своей манере, язвительным голосом: заглянули мы на досуге в этот пресловутый, якобы подписанный нами документ - и что бы вы думали? оказалась просто Филькина грамота; лично я впервые вижу эти шесть пунктов; мы будем тщательнейшим образом исполнять шесть совсем других. Разумеется, в полном, как всегда, соответствии с международными нормами.

Что прикажете про все про это думать простаку французу? Как не заподозрить, что его обманули на четыре кулака. Причем без видимого резона, как бы чисто для удовольствия. Каков же тогда моральный смысл событий? Не заключает ли он в себе некоторого злорадства.

Дескать, куда это ты собрался, братский грузинский народ? не в Европу ли? а вот за это поступим с тобой, как хотим, - а Европа, спорим, не пикнет?

Примерно так это, должно быть, смотрится снаружи. Хоть из Франции, хоть из Сербии. Насчет Англии вообще молчу.

Но и внутри, не скрою, ощущается тухлый запашок наглого фарисейства. Какая скоропостижная любовь к лицам этих двух кавказских национальностей. А к начальству страсть - вообще на уровне половой. В таком, наверное, настроении рыба идет на нерест: чтобы икру как можно скорей посыпали поваренной солью, а то невтерпеж.

А зеленый-то, я смотрю, приподнимается с колен. Округлился чуть не на рубль в диаметре, отвердел. Прямо как назло. Вместо того чтобы изнемочь в лоне суверенной экономики, изникнуть.

Положим, это мимолетный прилив. Да и что такое рубль? Два коробка спичек. (Или уже один?) Ну хорошо: прижмите долларовую купюру спичечным коробком - намного ли ярче стала жизнь?

Но если у вас миллиард таких купюр, вы на этой неделе, не ударив палец о палец, разбогатели на миллиард спичечных коробков.

А если вы миллионер - то на миллион.

То есть вам маленькая победоносная безусловно пошла на пользу. Так, может, вы ее и того?.. По крайней мере, меня учили в школе и потом в универе, что войны всегда затевает буржуазия в погоне за сверхприбылями.

Успокойтесь, не верю я в это, просто шучу. Это не вы. И не Маккейн, уж извините. Допускаю: он бы и не прочь освежить свою рекламу, но мог ли знать наверняка, что партия и правительство пойдут ему навстречу так бескорыстно и ревностно?

То же и с вами. Ваше алиби - непредсказуемость зеленого. Ибо единой мыслью подъемлется - как шутили в бурсах сами знаете про что.

Вообще, друзья, пора избавляться от этой советской отрыжки - от вбитого в мозг материализма. Стихийного. Ползучего. Типичный кокаин для народа.

Будто бы все решают интересы, и кто в барыше, тот всему и причиной.

Это выглядит убедительно только до тех пор, пока не случается война. В которой здравый смысл вообще, как правило, не участвует. Какие там выгоды, какие интересы.

Вот эта, например, вообще началась чистого человеколюбия ради.

И это отчасти удивительно, потому что абстрактный гуманизм нынешней номенклатуре не особенно близок. Она воспитана в традиции скорей мизантропической. В традиции, скажем прямо, отвращения к человеку. К ничтожному этому существу.

Помните, был такой Хват. Палач академика Вавилова. Такая, значит, выпала ему историческая судьба. И он сумел отучить подследственного на вопрос: ты кто? - отвечать: я академик Вавилов. А приучил отвечать: я мешок с дерьмом.

Не думаю, что узник чувствовал только страх. И Хват вряд ли просто развлекался. Он утолял свою потребность презирать. Доказав ученому целым рядом экспериментов на его теле, что физическая боль бывает сильней всего.

Или вот вспоминает одна политзаключенная, что против женщин был у следователей Лубянки специальный прием. Привозят какую-нибудь такую - супругу партсекретаря или, там, актрису - и она пытается держаться с достоинством - типа: несомненно произошла ошибка, вы за это ответите, знаете ли вы, кто мой муж, и позовите вашего главного, - тут ей внезапно дают изо всей силы кулаком в низ живота. И все: она уже мокрая, мучается от собственного запаха и стыда - и все, что угодно, подпишет - собственный смертный приговор за подготовку покушения на товарища Сталина, - лишь бы ее отсюда увели. И чувствует себя грязной, грязной, отвратительно грязной - и молодые подтянутые люди в отглаженных мундирах так с нею и разговаривают. Брезгливо.

Это первая идея любой тайной политической полиции (ТПП), бессчетное число раз проверенная на практике, - что любой человек только притворяется человеком. Пока им не занялись. А занявшись - превратить его во что угодно другое не стоит труда. Поскольку на самом деле он состоит из грязи.

Вторая идея - что т.н. право представляет собой хитрую сеть злостной лжи. Набрасываемую на орудие возмездия, чтобы остановить или хотя бы замедлить необходимый удар.

(Это у ТПП врожденное: она ведь поначалу создается как второе правосудие. Чрезвычайное, временное, фактически нелегальное.)

Третья идея - что т.н. правда есть нечто, извлекаемое из человека либо пыткой, либо за деньги. Говорить ее просто так - бесстыдство.

Я знал одного. Не то чтобы близко. Но неоднократно наблюдал. Он никогда не говорил т.н. правды. Но не любил и врать. То есть любил - но в режиме монолога, как бы художественного. Как бы резвяся и играя.

А в глаза, прямо в ответ - не любил. И навсегда проникался ненавистью к тому, кому соврал. За то, что вынудил, фактически заставил.

Вот какая нервная система.

А не исключено, что и вся-то мировая история есть соревнование нервных систем.

Вообразим - сугубо теоретически, - что какую-нибудь страну захватило ее же собственное государство. И что это государство, в свою очередь, оказалось захвачено ТПП. Тогда на всех решающих стульях расселись бы мужчины, одержимые тремя идеями - или комплексами, - сказанными выше.

ТПП легко размножается при каком угодно общественном строе, питается любой экономикой. Но режим наибольшего благоприятствования для нее - т.н. национал-социализм. Национал- в том смысле, что население чужих стран считается за дикую фауну; социализм - в том смысле, что население подвластной страны считается за одомашненную живность.