Самуил Лурье - Взгляд из угла

Но ведь в Вашем распоряжении лучшие умы великой страны. С ними вместе - не может быть, что Вы не придумаете что-нибудь другое. Не тривиальное. А такое, что весь мир ахнет. И зауважает Вас. И нас.

Вы правильно сказали приезжему какому-то королю: необходимо сделать всё, чтобы спасти заложников. Сделать для этого всё.

Всё - это не просто много. Это даже не всё возможное. Это просто всё.

И если это всё будет сделано - Россия, вот увидите, всей грудью вздохнет. И начнет выздоравливать.

Потому что больна она - дефицитом доброй воли.

Я, конечно, не про людей - про государство. Про его инфантильное упрямство...

Да что говорить. Вы сами все знаете. Но сейчас не до того, чья правота когда-то была правей. Сейчас вообще все ерунда, кроме того, что происходит в спортзале бесланской школы №1. И в Вашем сердце.

Потому что решается судьба"...

Такой вот наивный лепет. Кто же знал, что уже через 12 часов текст протухнет. И что адресат совершенно ни при чем.

(Это, между прочим, песенка Дуремара в кинофильме по "Золотому ключику": "А я тут ни при чем! Совершенно ни при чем!")

Но хоть бы и причем. По всей по правде - разве справедливо всю вину взваливать на него, на его присных, вообще на государство?

А мы-то с вами, господа народ? Разве не предчувствовали, чем все кончится? А ежели предчувствовали - отчего не вышли 2 сентября миллионными толпами на улицы городов: дескать, делайте что хотите, а только чтобы дети обязательно остались живы?

Вышли бы - спасли бы.

Не вышли - не спасли.

Это, значит, у нас такие сердца, такие мозги.

Вот и все. А сострадать поздно. И мемориалы разводить.

В Беслане памятников достаточно. Сталин позолоченный, Ленин серебристый.

Тоже непоколебимо стоят, олицетворяя принципы, которыми мы не поступимся ни за что. Детьми - чужими - дело другое.

Пятница начиналась так себе. То есть ничего такого особенного, просто случилось пройти двором бывшего ДК Дзержинского, культурно-милицейского центра теперь.

Двор, кстати, примечательный: в 1913, что ли, году здесь был арестован некто Джугашвили. К несчастью, он был без оружия, сопротивления не оказал. А оказал бы, да будь на месте царской полиции - наша, - фиг бы остался в живых, с его-то внешностью. Не доехал бы до Туруханского края, а значит, не убежал бы оттуда, - и вся-то наша жизнь была бы иной.

Сейчас во дворе весело галдела молодежь обоего пола в мышиного цвета мундирах. А стены старые, кирпичные - отражают мат удивительно звонко; такое чувство, словно за шиворот сыплется мусор из окна.

Я и сам немного владею этим орудием жизненной борьбы, при случае применяю. В наше суровое время без него, похоже, в детском саду, и то - никуда. Не говоря о семье и школе. Лично видел и слышал, как девочка лет пяти кричит вслед убегающей другой такой же: Верка! Ты - пи-да-рас!

Эти, в мышином, тоже недавно были дети. Позавчерашние школьники. Случайно выяснилось: полчаса назад приняли присягу. Небось, почти никто из них еще ни разу не ударил человека, как следует, - скажем, связанного, ботинком по голове. Стараются хотя бы манерами походить на старших товарищей - это совершенно простительно. Тем более, вокруг - никого, кроме воробьев, голубей, каких-то старух, какого-то меня.

И все равно немного неприятно. В общественных местах в рабочее время госслужащим стоило бы, по-моему, соблюдать так называемые приличия.

А у нас - снизу доверху всё начистоту, нараспашку, каждый так и норовит блеснуть наготой.

Вот начальник "Единой Кормушки" на этой неделе брякает: в новой московской Думе, - брякает, - все кресла будут наши! Ну что ему стоила капелька лицемерия? Сказать - были бы наши, если бы Конституция допускала, - и взятки гладки. А он сплеча, словно и впрямь уже генсек передового отряда трудящихся, только усы осталось распушить да соратников расстрелять. Такую-то прямоту - а не только речевой обиход ВВ - и называл сквернословием дорогой мой М.Е. Салтыков-Щедрин.

О, начальники, будьте лицемерны! Прислюните, так сказать, к индикатору ваших способностей малюсенький фиговый листок, - уверяю вас, этого хватит.

...Что-то такое, угрюмое, думал я, продвигаясь по городу на Васильевский остров, где была мне назначена важная встреча. Прибыл вовремя - но встреча отложилась на несколько минут - я вышел покурить, побродить - и нечаянно, негаданно был вознагражден. О, как я был вознагражден!

Сделав буквально несколько шагов, я оказался в глубине квартала, ровно посредине между двумя линиями. Передо мной возникло удивительное здание, флорентийских каких-то пропорций, с огромными арочными окнами, увенчанное треугольным фронтоном, а на фронтоне - лучи Господней Славы, стремящиеся из центра, обозначенного латинскими буквами (сложить их в слово мне не удалось).

Несомненно, храм - но похож на замок, поскольку стоит на высоких полуподвалах, и войти в него нельзя иначе как поднявшись по ступенькам на крыльцо, - но ступенек не стало, крыльца как не было; сооружение неприступно, необитаемо - думаю, даже не загажено. Впрочем, окно полуподвала открыто - вроде бы там столярная мастерская; хрипит радиомузыка.

Перекрикивая, зову мелькающего в глубине человека: "Не подскажете ли (подделываюсь под иногороднего туриста, вообще под личность прозрачную: без этой заискивающей приставки примут черт знает за кого - за шпиона, еврея, журналиста - и как шуганут!) - не подскажете ли, что в этом здании помещалось прежде?" - "Без понятия", - отвечает миролюбиво.

Слева прилеплен к фасаду гараж, но зато справа - щель. Проникаю - обхожу церковь - и оказываюсь в пространстве, которое попытаюсь вам описать.

Итак, за левым плечом у меня - стена загадочного храма, из кирпича тянутся побеги каких-то растений. Тоже было высокое крыльцо, и тоже стесано начисто. Окна целы, фронтон - точно такой, как с южной стороны, - цел, но буквы надписи так же разбиты.

За правым плечом - бурого кирпича высоченный брандмауэр, к нему притулилась помойка: груды дряни прямо на земле, - обнесенная надорванной проволочной сеткой.

Далее против часовой стрелки - тыл элитной новостройки: закругленная такая стена; в желтых нишах - гипсовые амфоры человеческого роста.

Прямо передо мной - что-то вроде сквера и одновременно спортплощадки; это явно было в свое время садом; осталось четыре или пять больших кленов; один - по центру: листья - изысканно узкие. На той стороне сквера - несколько строений разных времен, как не знакомые друг с дружкой; что-то приспособлено, подозреваю, под казарму, что-то - под ПТУ или техникум, а где-то и живут. Забыл упомянуть, что к неопознанной церкви я прошел через ворота (деревянные) мимо настоящей будки с настоящей собакой.

А солнце светит, а небо бледно-голубое.