Газета Завтра Газета - Газета Завтра 45 (1042 2013)

10 сентября 2013 года премьера оратории "Мария Магдалина" состоялась в Москве. Концертный зал имени Чайковского уж полон. Российский национальный оркестр занял сцену, на подмостки поднялись артисты Камерного хора. Минуты три-четыре прошло после объявления "дирижер - Михаил Плетнев" и выходом Плетнева на сцену. Маэстро проходит среди начищенных до блеска труб, сверкающих лаком виолончелей и скрипок. Неулыбчивый, сосредоточенный, закрытый; взор потуплен долу.

Если отвлечься от светскости происходящего, можно было бы подумать: монах! и черный френч, застегнутый на все пуговицы, - ряса. Плетнев поднимается на дирижерский подиум И вот он, заветный взмах руки что берет в единение музыку вселенной: оркестра, хора, солистов.

Контрасты густых насыщенных звучаний, щедрость тембровой палитры голосов рисуют рельефы художественного полотна. Вот - ворота Магдалы, толпа ожидает прибытия странствующего проповедника, вот - дом блудницы и ее сестры Марфы на фоне послеполуденного, как медь, солнца Какой-то благодатный, светлый образ проносится и манит, манит за собой

Грезы охватывают уже всю душу безоглядно, и реальность сцены, зрительного зала под приглушенным освещением истаивает зажженной свечой пред образами. Пустынные холмы в золотых одеждах из бархата. В этих таинственных мерцаниях золота ты следуешь, как заколдованный, за звучанием музыки, за Марией в сад Иосифа Аримафейского и словно Иисус Христос является воскресший не перед Марией, а перед твоей, твоей собственной, измученной терзаниями, нестроениями душой От удара страшной силы (tutti fffff) приходишь в сознание. Раскатами грома звучит молитва чудная "Отче наш" подхватывается и уносится под потолок серебряными голосами Есть такая картина Рафаэля, называется "Святая Цецилия". В окружении святых Иоанна Евангелиста, Павла, Августина и Марии Магдалины она стоит, ослепленная хором поющих ангелов и вся во власти гармонии прислушивается к божественным звукам. Святую Цецилию называют покровительницей музыки. И маэстро Плетнева.

Овации, аплодисменты публики готовы разнести стены Концертного зала, маэстро Плетнев, такой уязвимо открытый за дирижерским пультом, снова погружается в то особенное состояние, при котором весь внешний мир в известной степени - безразличен.

День 20 сентября 2013 года. Явление - неожиданное и фантастическое в своей естественности - Михаил Плетнев за роялем. Маэстро способен заворожить зрителя, еще не прикоснувшись к инструменту. Какая-то магия предшествует действию. Вот Михаил Плетнев подошел к инструменту, вот присел на банкетку, что-то не понравилось, он встал, поднял банкетку повыше, попробовал педаль. Должно быть, рояль Плетнева - специальный, с клавишами из каких-то специальных материалов. Только такой способен на безжалостность: бросать в котёл то с мертвой (piano), то с живой (forte) водой. Плетнев чуть откидывается, руки безжизненно падают вдоль телаПауза И снова руки пианиста стремглав накидываются на клавиши, и, словно огнем, обжигает публику. Священным. Наверное, следовало бы говорить о пианизме Плетнева так: "безупречная чистота отделки", "благородная ясность", "глубина эмоций". Но что значат все эти дефиниции, когда маэстро за роялем просто Концертной фантазией Чайковского размышляет, просто говорит Концертной фантазией Чайковского, просто Концертной фантазией Чайковского дышит Как музыкант не от мира сего Российский национальный оркестр, охваченный единым порывом, подхватывает каденции, с чем-то не соглашается, спорит (можно лишь догадываться о дрожи в коленях дирижера Алена Антиноглу) и всю душу вкладывает в разговор Плетнева. С небесами.

И снова - овации. И снова - стена отчуждения между залом и маэстро "Сколько я не договорил с вами! Даже ничего не сказал из того, что хотел. Я наслаждался. И это мое последнее пребывание в Москве останется для меня одним из лучших воспоминаний. Я никогда не получал такой дорогой для меня награды за мои литературные труды, как этот чудный вечер". Сомнений нет сегодня, граф Толстой написал это письмо Петру Ильичу Чайковскому, и в будущее - Михаилу Плетневу. Титану. Гению печали. Русской.

Евгений Сидоров

7 ноября 2013 0

Культура Общество

Владимир СОРОКИН. Теллурия. - Москва: АСТ: Corpus, 2013. - 448 с.

Тот факт, что новый роман Сорокина "Теллурия" сместил (пускай и локально) с верхней позиции лидеров продаж "Инферно" Дэна Брауна, вызывает одновременно удовлетворение и недоумение. Может даже возникнуть иллюзия, что наконец-то "настоящая" литература стала востребованной настолько, что может тягаться с ширпотребом, да еще и заграничным.

Несмотря на то, что ажиотаж вокруг псевдоисторических галлюцинаций Брауна утих фактически после выхода "Кода да Винчи", и в дальнейшем, при выходе новых книг, истерии не наблюдалось, "Инферно" покупают жадно, и читателей не смущает то, что критика разнесла новую поделку в пух и прах. Но это неинтересно. Гораздо интереснее то, что "хороший" Сорокин от "плохого" Брауна, по сути, теперь мало чем отличается.

Обе книги вышли при достаточно мощной маркетинг-поддержке - сначала факт (новая книга), далее - обложка (красивая), затем - фрагменты, интервью и дата релиза. Стандартная схема, публика оповещена и жаждет. Парадокс в том, что тем, кто читал интервью Сорокина за последние пару лет, особой необходимости в прочтении новой книги нет: "Теллурия" - это ряд разрозненных иллюстраций на типичные вопросы журналистов о России, Москве, кризисе современного мира и о том, кому на Руси жить хорошо.

Культ Сорокина (в девяностые) как автора радикальной прозы, концептуалиста и блестящего стилизатора постепенно (в нулевых) сменился культом "последнего русского классика". За авангардным и скандальным "Голубым салом", последовала "Ледяная трилогия", в коей автор представил читателю уже иной стиль письма, эпатажа стало в разы меньше, а рефлексии в разы больше.

Проблема русской литературы не в том, что она неизбежно вынуждена включать в себя Донцову, и даже не в том, что её язык становится беднее, а в том, что на ней лежит проклятье, которое прекрасно отображается на примере Сорокина - русский писатель, достигший высот мастерства, признания и основательно занявший своё место в ее истории, считает необходимым рассуждать о судьбе России.

"Теллурия" - набор зарисовок о ближайшем будущем России и Европы, после тотальной войны с радикальным исламом и с самими собой. Мир (Россия и Европа) рассыпается на карту маленькими государствами на любой вкус - теперь есть новые коммунистические общества, либеральные, похожие на царскую Россию тоже есть. Можно бороться как за выполнение производственного плана, так и ходить на традиционную русскую охоту, какую себе представлял финн из заслуженно забытого фильма "Особенности национальной охоты". Есть государства, в котором говорят наподобие волапюка. Всё это - не более чем развернутые представления Сорокина, которые неоднократно были озвучены им в интервью - о монструозности СССР и современной России, об убогости современного русского языка, о превращении Москвы в бог-весь-что. В конечном итоге книга похожа на осыпавшуюся новогоднюю елку, с которой забыли снять игрушки, где ствол - это размышления автора, а на роль игрушек выбраны псоглавцы, великаны да кентавры.