Борис Мансуров - Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская

После нобелевских гонений на Пастернака Банников, как говорила мне Ольга Ивинская, исчез с измалковских тропинок, а Пастернак больше не хотел иметь с ним никаких дел. В предисловии к стихам из «Синего света» Банников на странице 14 пишет: «О любовных стихах Петефи тогда Пастернак говорил, что, переводя их, он мысленно обращал каждое стихотворение к женщине, которой тогда был увлечен. В дарственной надписи на книге Пастернак написал ей: „Я переводил вас обоих“».

Но Банников так и не назвал имя Ольги Ивинской — женщины, которой Пастернак тогда был увлечен и которой посвятил замечательные переводы.

Ивинская считала, что запрет на ее книгу в СССР спас ее от судебного преследования со стороны органов и писательской верхушки. Она неоднократно получала анонимные угрозы за правду, опубликованную в книге. Но в 1992-м, когда книга «Годы с Борисом Пастернаком» получила широкий резонанс в России, «друзья, родные — милый хлам» всполошились и развернули кампанию по дискредитации Ольги Ивинской.

Как говорил Вадим Козовой, дирижировала всем «группа захвата», которая увидела угрозу возврата архива, отнятого у Ольги Всеволодовны при аресте. Уже действовало решение Верховного суда РФ, принятое осенью 1988 года, о полной реабилитации Ивинской и ее дочери как незаконно арестованных и осужденных. Суд постановил также вернуть все изъятые при аресте Ивинской материалы.

Конечно, «группа захвата» из ЦГАЛИ и не думала возвращать что-либо. Ольга Всеволодовна очень переживала и волновалась за сохранность архива:

— Право, я не знаю, что там, в ЦГАЛИ, из автографов Бори осталось. Мне сообщили, что уже нет листа с дарственной надписью Бори «Ларе от Юры», которую он сделал, когда дарил мне вторую часть рукописи «Доктора Живаго». Волкова [42] Волкова Наталья Борисовна, тогдашний директор ЦГАЛИ. — Б. М. как-то предлагала мне получить копии материалов, но я должна иметь спасенные от уничтожения подлинники. Копии я сама смогу передать во многие литературные архивы. А в 1991 году Митя рассказал, что на встрече с итальянским профессором видел купленные этим итальянцем подлинные архивные документы с грифом «Секретно» из дела Пастернака. В них содержались доносы писателей и органов, а также карательные решения на меня и Бориса Леонидовича. Эта история с продажей закрытых архивных документов меня очень удивила и взволновала [43].

Вадим Козовой отмечал:

— Скрывая делишки семейства Пастернак и свои тайные дела, «группа захвата» организовывала нападки на любую публикацию, где звучало хоть одно доброе слово в адрес Ивинской. Под их огонь попала скульптор и литератор Зоя Масленикова, опубликовавшая в журнале «Нева», в 9-м номере за 1988 год, дневниковые записи своих бесед с Борисом Пастернаком. Она привела криминальные для советских властей и родственников слова Пастернака, сказанные им в дни нобелевской травли. 31 октября 1958 года Пастернак сказал Зое: «Ольга — это мое счастье». И еще: «Если придется уехать из России, то я все завещаю Ольге».

Комментируя клевету из статьи Дардыкиной и наговоры Евгения Борисовича в адрес Ивинской, опубликованные в его книге «Биография Пастернака» в 1997 году, как раз в разгар суда по делу об архиве, Вадим сказал:

— Об этом явлении говорил Борис Пастернак еще в «Охранной грамоте»: замечательно перерождаются понятия, когда к наветам и лжи привыкают. Эта ложь и клевета на Ольгу Всеволодовну, последнюю любовь поэта, стала с 60-х годов атрибутом хорошего литературного тона, открывающего двери в советские архивы различным лояльным к ЦГАЛИ пастернаковедам.

Вадим также рассказывал:

— После публикаций Зои Маслениковой о Пастернаке в 1988 году официальный разоблачитель от Союза писателей Лев Озеров написал гневное письмо в ее адрес, которое опубликовано в номере 12 журнала «Горизонт» от 1988 года. В письме категорически утверждается: «Масленикова исказила и утрировала образ Пастернака и его жены. <���…> Она не понимала, о чем рассказывал ей Б. Пастернак. Она случайный человек, глубоко чуждый поэту».

Масленикова достойно ответила на обвинение:

Авторы письма утверждают, что написание мемуаров проходило у них на глазах. Это их главный аргумент. <���…> За восемь лет, что я была в доме Пастернака, четверых из шести подписавших письмо я почти никогда там не видела и практически с ними не знакома. Л. А. Озеров при мне стал бывать в доме, когда работа над воспоминаниями Зинаиды Николаевны была уже закончена. <���…> Опорочиваются записи моих разговоров с Пастернаком. Копия их, подаренная мной, находится у родных Пастернака. Они пользуются ею как источником в своей работе, всегда хвалили за точность, цитировали в статье о «Докторе Живаго» в «Новом мире». <���…> Весной 1987 г. я предложила воспоминания Зинаиды Николаевны в журнал «Дружба народов». Они получили высокую оценку критика Н. Б. Ивановой [44], назвавшей их сенсацией. Редакция приняла их к печати, прислала гарантийное письмо и анонсировала публикацию на 1989 год. Но тут вмешались родственники Пастернака. Они предложили представить более полный вариант нашей с З. Н. работы и вообще не ставить нигде моего имени. Редакция не пожелала ссориться с источником будущих публикаций о Пастернаке и, понимая незаконность этих притязаний, с сожалением предпочла вовсе отказаться от публикации. <���…> На деле все это сводится к притязаниям родственников Пастернака на монопольное владение материалами, связанными с его творчеством и жизнью.

Вадим Козовой пояснил мне в мае 1998 года:

— История с попыткой дискредитировать работу Зои Маслениковой чрезвычайно символическая, с далеко идущими последствиями. Зоя сразу не поняла, что в 1988 году она стала жертвой «группы захвата», которой на дух не нужна правда о любви Пастернака к Ольге Ивинской. Ведь именно Ивинской Борис Леонидович завещал оставить свои рукописи, если его вышлют из страны. Но потом, когда «неизвестные» разгромили мастерскую Маслениковой со скульптурными портретами Бориса Пастернака, Зоя поняла, с кем имеет дело. Журнал «Горизонт» опубликовал в 1988 году рядом с пасквилем на Масленикову и ее развернутый ответ, а также сдержанный комментарий редакции журнала.

Редакция журнала «Горизонт» написала: «У нас не было и нет каких-либо оснований лишать Зою Масленикову права на воспоминания о жене поэта, на собственную точку зрения, даже если кому-то она представляется неверной. Сделанное ею заслуживает и уважения, и благодарности».