Борис Мансуров - Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская

31 октября 1958 года Пастернак говорит Зое Маслениковой: «Я уже решил: если придется уехать, я ничего с собою брать не буду <���…> Всеми своими делами и вещами я завещаю распоряжаться своему другу. Я вам дам телефон, — он пишет номер Ольги. <���…> — Я буду просить, чтобы ее выпустили».

Продолжение рассказа Ольги Ивинской:

Особенно активно Боря стал думать о завещании с апреля 1960 года, после участившихся случаев внезапно возникавшей слабости и сердцебиения. До этого он всегда был энергичен и жизнерадостен, даже после того, как перенес в 1952 году тяжелый инфаркт [272].

После моего возвращения из концлагеря в мае 1953 года наша жизнь в Измалкове вернула Борю, по его словам, «в молодые годы». Это было время удивительного творческого подъема, когда писалась вторая часть «Доктора Живаго», был переделан и заблистал перевод «Фауста» и, конечно, родились изумительные стихи в тетрадку Юрия Живаго. Боря говорил мне, что такое вдохновение у него было в молодости в период «Сестры моей — жизни». Тяжелым ударом для Бори стали дни гонений, когда мы с Д’Анджело и Фельтринелли сражались за выход «Доктора Живаго» в Италии. Но, конечно, разящий удар был нанесен в дни нобелевской травли, когда Борю предали родня и окружение Большой дачи. Именно тогда у него появились заметное недомогание и боли под лопаткой. Зародившаяся болезнь стала причиной того, что Боря не решился поехать со мной в январе 1959 года жить в Тарусу. Нас пригласили к себе Константин Паустовский и Ариадна Эфрон, чтобы дать возможность Боре освободиться от мрачной атмосферы разлада, сложившейся на Большой даче. Нервное потрясение от ультиматума сыновей 28 октября 1958 года, на мой взгляд, стало главной причиной зарождения у Бори беспощадной болезни — рака легких. Его переживания в тбилисской ссылке в феврале-марте 1959-го, а также сентябрьский скандал на Большой даче, когда Пастернак прогнал пьяного Ливанова и написал в его адрес резкое письмо, дали еще один толчок этой страшной болезни.

В апреле 1960-го Боря вновь стал говорить со мной о завещании. Передавая рукопись пьесы «Слепая красавица», он просил издать ее в случае его ухода тем же путем, что и роман. Стал убеждать меня, что должен быть похоронен в Милане:

— Пойми, Олюшка! Если советские власти оскорбляют и травят нас при жизни, то будут безнаказанно глумиться над моей могилой после смерти. Надо просить Фельтринелли, чтобы он выкупил мое тело у властей, а также выкупил тебя с детьми. Ирина выйдет замуж за Жоржа и уедет во Францию, а ты с мамой и Митей будешь жить в Милане рядом с моим прахом под покровительством Фельтринелли. Согласись, что это разумно и защитит тебя от преследования этой безнравственной и наглой власти. Денег у Фельтринелли и Жаклин на все расходы и твою достойную жизнь за границей достаточно, ведь основную часть гонорара я оставил у них. И Фельтринелли, и Жаклин ты можешь полностью довериться, они никогда не подводили нас в эти жестокие годы. Оттуда, Олюшка, ты сможешь помогать и моим сестрам, а если из страны смогут вырваться Стасик с Галиной, то и им ты станешь поддержкой [273]. А здесь все деньги за мои пьесы и книги поступают Зине и Лене [274].

В своей книге «Пастернак приват. Ларе и Ире», вышедшей в 1974 году в Германии, Хайнц Шеве пишет: «Последняя воля писателя Бориса Пастернака не выполнена. Его воля была в том, чтобы Ольга Ивинская и ее дочь Ирина Емельянова безраздельно получили все доходы от романа „Доктор Живаго“».

В 1961 году, после того как Ивинская и Ирина, по словам Ариадны, «были подло преданы семейством», осуждены и отправлены по этапу, семейство захотело получить зарубежные гонорары Пастернака. В августе 1961 года к Суслову обратился Сурков, ненавидевший Пастернака (документ 82 в книге «Пастернак и власть»):

По имеющимся у меня сведениям, на счету Пастернака в разных местах за границей имеется несколько сот тысяч долларов, которые могли быть истребованы через Инюрколлегию и переданы наследникам в советской валюте. Я убедительно прошу Вас дать нам руководящий совет по этому мелкому, но щекотливому вопросу. <���…> Жена Пастернака (Зинаида Нейгауз) безусловно лояльная к советской власти женщина, никогда не одобрявшая того, что сделал ее муж со своим последним романом.

Вскоре появляется записка из КГБ (документ 84 в книге «Пастернак и власть»):

22 сентября 1961 года. Совершенно секретно.

По имеющимся в КГБ неофициальным данным, имеется в банках ФРГ около 8 миллионов марок, в Англии — 100 тысяч фунтов стерлингов, в банках скандинавских стран — 108 тысяч шведских крон за антисоветский роман Пастернака «Доктор Живаго».

В 1960 году Пастернак отказался от получения денег официальным путем. После смерти Пастернака, как известно, не оставившего завещания, прямыми наследниками являются: Пастернак Зинаида Николаевна, Пастернак Евгений Борисович и Пастернак Леонид Борисович.

КГБ полагает целесообразным: поручить Инюрколлегии принять меры по введению Пастернак Зинаиды Николаевны в права наследования, что даст возможность получить указанную валюту в фонд Госбанка СССР.

Учитывая ранее упоминавшиеся секретные записки КГБ в адрес ЦК КПСС «о пагубном влиянии антисоветчицы Ивинской на Пастернака» (документы 43 и 44 в книге «Пастернак и власть»), можно понять возмущение Козового, читавшего во Франции в 1994 году книгу с секретными материалами из архивов ЦК КПСС и КГБ. Вадим говорил:

— И какой степенью низости и подлости надо было обладать группе захвата, чтобы написать в «МК» и нескольких газетах на Западе в ноябре 1997 года перед заседанием Савеловского суда, что Ивинская являлась агентом партии и органов при Пастернаке! Уже из вышеприведенных записок КГБ и Суркова ясно, кто всегда действовал по указанию властей и КГБ.

КГБ мог уверенно написать в записке 22 сентября 1961 года об отсутствии завещания Пастернака, так как годом ранее его агенты это завещание похитили. В 2004-м в России появилось прямое подтверждение факта изъятия советскими органами завещания Пастернака, о чем написал Карло Фельтринелли в своей книге об отце. На странице 180 читаем:

Супружескую пару Гарритано попросили передать Фельтринелли (6 июня 1960 года) конверт с уведомлением о получении апрельских денег и завещание Бориса в пользу Ольги. <���…> Хайнца Шеве в то время в Советском Союзе не было. Гарритано сказали Ольге, что на следующий день уезжают в Рим, однако отправились на Кавказ и потеряли (или позволили изъять у себя) документы во время сильного ливня. После этого Ольга прекращает всякие отношения с ними, доверяя лишь Хайнцу Шеве.