Наталья Точильникова - Жизнь и судьба Михаила Ходорковского

Совершенно ясно, что здесь присутствует и какое-то личное отношение к Ходорковскому.

Он вызывает раздражение. Чем? Молодой, успешный, красивый, любимый. Не знаю еще чем. Личное отношение, раздражение власти.

За него вступались, его пытались вытащить.

И не только правозащитники. Предприниматели написали Путину еще одну челобитную. Четвертую по счету после ареста Платона Лебедева.

В день задержания Ходорковского проходило срочное заседание бюро правления РСПП. На нем приняли заявление об ошибочности действий Генпрокуратуры, которые отбросили «страну на несколько лет назад» и подорвали «доверие к ее заявлениям о недопустимости пересмотра итогов приватизации».

В заключение Путина просили вмешаться в ситуацию.

Реакции не последовало.

Как и на предыдущие прошения.

Не молчали и либеральные политики. Борис Немцов назвал арест Ходорковского акцией устрашения, «которая показывает всем, начиная от владельцев супермаркетов, заканчивая владельцами ларьков, что иметь самостоятельную позицию в общественной и политической жизни России опасно».

27 октября он направил поручительство в Генпрокуратуру, где просил выпустить Михаила Борисовича под подписку о невыезде.

Ходорковского оставили под стражей.

И только народ, как всегда, безмолвствовал.

Тот, к которому Ходорковский решился апеллировать накануне ареста, когда ездил по регионам и выступал перед студентами, которые накануне рукоплескали ему в аудиториях университетов.

Они молчали в большинстве своем.

К 27 октября акции «ЮКОСа» подешевели на 19,6%. Торги ими уже приостанавливали. И планировали приостановить опять, если падение превысит 25%.

В тот же день рухнули котировки всех ликвидных акций российских компаний.

В тот же день Ходорковского перевели в специзолятор Главного управления исполнения наказаний – самую охраняемую часть тюрьмы «Матросская тишина». Для политических заговорщиков (вроде членов ГКЧП) и особо опасных преступников.

Официальная формулировка: «для улучшения бытовых условий». Теперь камера будет четырехместной, с телевизором и холодильником.

30 октября Генпрокуратура арестовала 53% акций «ЮКОСа». В прессе впервые заговорили о грядущей национализации компании.

«Никакой другой цели, кроме передела собственности, даже если она будет завуалирована решениями подконтрольной государству судебной власти, эта операция иметь не может», – писал журнал «Деньги».

Все чаще стали говорить о пересмотре итогов приватизации.

27 октября Путин приказал «прекратить истерику».

3 ноября Михаил Ходорковский покинул пост председателя правления «ЮКОСа» и стал председателем правления «Открытой России».

«Как руководитель я должен сделать все для выведения трудового коллектива компании из-под удара, направленного против меня и моих партнеров», – сказано в его заявлении.

5 ноября группа правозащитников обратилась в организацию «Международная амнистия» с просьбой рассмотреть вопрос о признании Ходорковского политзаключенным. Обращение подписали Елена Боннэр, Владимир Буковский, Наталья Горбаневская, Сергей Ковалев, Эдуард Кузнецов и Александр Подрабинек.

В прессе появились разборы обвинения Ходорковскому. Чисто юридические и сделанные юристами.

Их очень смешно читать.

О, нет! Компетентность авторов не вызывает сомнений. Анализируют они прекрасно и приходят к тем же выводам, что и я.

Но все эти «будет трудно доказать то», «будет трудно доказать это»…

Они еще не знают, что никто ничего не будет доказывать.

25 ноября, ровно через месяц после ареста, Генпрокуратура заявила об окончании следствия, и Ходорковский начал знакомиться со своим 200-томным делом.

В прессе обсуждали возможный срок. Большинство составляли оптимисты: дадут условно, символически или оправдают.

В середине декабря начались налоговые проверки в «Открытой России» и всех организациях, которые получали от нее благотворительную помощь.

19 декабря перед очередным Басманным судом по поводу продления ареста у Ходорковского появился новый адвокат – знаменитый Генрих Падва. Он посетил подзащитного в СИЗО и заявил журналистам, что тот держится мужественно.

Присутствие Генриха Падвы на степень басманности суда не повлияло.

Его подзащитному продлили арест до 25 марта. Суд проходил в закрытом режиме. Равно как и все остальные суды об арестах фигурантов дела «ЮКОСа».

«Когда я пришел первый раз к Ходорковскому, я сказал:

«На сегодняшний день я дорогой адвокат, и вам придется очень много платить», – вспоминал Генрих Падва в одном из интервью. – «Вы понимаете, что ни я, ни все адвокаты России вместе взятые реально вам помочь не в состоянии?»

Он ответил: «Да, понимаю».

Тогда я у него спросил: «Так зачем я вам?»

Ходорковский спокойно ответил: «Хочу, чтобы люди услышали голос правды»».

16 января 2004-го Ходорковский подал жалобу в Европейский суд на нарушение его прав при аресте.

Ровно через месяц 16 февраля на лентах новостных агентств появилось заявление Леонида Невзлина агентству Bloomberg.

«Что бы вы отдали за свободу Ходорковского, Лебедева – своих друзей?» – спросил корреспондент.

«Все», – ответил Леонид Борисович.

И предложил продать принадлежащие ему и его партнерам Дубову и Брудно акции «Group MENATEP» в обмен на освобождение юкосовских заложников: Ходорковского, Лебедева и Алексея Пичугина. Продать за любую цену государству, конкретным чиновникам или любому, на кого укажет Кремль.

Генпрокуратура назвала предложение «абсурдным», поскольку такую сделку невозможно оформить в рамках закона.

Чья бы корова мычала про закон!

Оформить можно все, было бы желание. Получилось же как-то с Гусинским.

Просто власть прекрасно понимала, что «ЮКОС» будет ее и так, без всяких условий.

Невзлин говорил, что отказаться от бумаг «ЮКОСа» ему уже предлагали многочисленные эмиссары якобы из Кремля. Но Леонид Борисович не был уверен в их полномочиях. А предложение вполне обсуждаемо.

Сам же Ходорковский отказался менять акции на свободу и заявил, что его дело должно быть решено в ходе открытого, честного и беспристрастного процесса.

29 марта 2004-го в газете «Ведомости» была опубликована статья под названием «Кризис либерализма в России» [152] . Автор – Михаил Ходорковский.

В прессе тут же началось бурное обсуждение вопроса о том, он ли писал.