Стефан Кларк - Англия и Франция: мы любим ненавидеть друг друга

Но, что самое обидное, среди злостных коллаборационистов оказалась модный дизайнер Коко Шанель. Сегодня бренд «Шанель» такой же безукоризненно чистый, как линии классических платьев Коко, а ее имя воплощает в себе квинтэссенцию всего французского — непринужденную элегантность, стильную простоту, запах роскоши.

Однако в 1939 году, когда разразилась война, Шанель закрыла свой модный дом, вышвырнув на улицу 4000 швей. Сегодня такие массовые увольнения французские профсоюзы не прощают. А ей ведь было немало лет (пятьдесят шесть), и она не могла не помнить о серьезном дефиците ткани в Первую мировую войну, но Шанель объявила о том, что собирается посвятить себя продвижению на рынок своего успешного аромата «Шанель № 5».

Хотя, если уж быть точным, аромат ей не принадлежал. Она создала его в 1921 году, но продала большую часть прав на него паре бизнесменов — Пьеру и Полю Вертеймерам. Будучи евреями, они сразу после оккупации Франции бежали в США, но прежде учредили компанию-ширму «Буржуа», чтобы нацисты не прибрали к рукам их бизнес.

Шанель знала об этой уловке и сообщила нацистам о подлинных хозяевах фирмы «Буржуа», в надежде на то, что ей удастся вернуть себе право собственности на духи. Она очень удачно подсуетилась с доносом, поскольку водила шашни с видным офицером разведки СС Гансом Гюнтером фон Динклаге. Мало того, она жила в отеле «Ритц», который стал одной из штаб-квартир нацистов в Париже. Она не только спала с врагом, но и проводила с ним целые дни.

В 1943 году Коко была вовлечена в странную попытку примирения Британии и Германии. Вероятно, это явилось плодом мозгового штурма еще одного эсэсовца, Вальтера Шелленберга, ближайшего соратника Гиммлера и офицера, ответственного за составление списка опасных британцев, которые подлежали немедленному аресту, как только нацисты выиграют войну, — в общем, совсем не того человека, которому можно было бы доверить план сохранения мира.

По разработанной Шелленбергом схеме Коко должна была доставить послание Уинстону Черчиллю, с которым раз или два виделась в 1920-е годы, когда крутила роман с английским герцогом. Чтобы устроить эту встречу, она связалась со своей давней великосветской подругой, Верой Бейт Ломбарди, кузиной герцога Виндзорского (бывшего короля Эдуарда VIII). До войны Вера представила сливкам британского общества наряды Коко, и нацисты не сомневались, что она найдет подход к Черчиллю.

По приказу Шелленберга Коко Шанель попыталась заманить Веру в Париж, предложив ей участвовать в новом масштабном бизнес-проекте, но Вера, которая жила в Риме, отказалась иметь с ней дело. Нацисты тотчас арестовали Веру как английскую шпионку.

Впрочем, Черчилль впоследствии действительно помог Шанель: когда ее арестовали после войны по обвинению в сотрудничестве с нацистами, говорят, он лично за нее хлопотал. Ей разрешили улизнуть в комфортную ссылку в Швейцарию со своим любовником Гансом Гюнтером.

Вертеймеры вернулись во Францию и, во избежание кровавой судебной тяжбы, согласились выплатить Коко 400 000 долларов наличными плюс два процента роялтиз на все продукты «Шанель», а также положили ей ежемесячное содержание. Так что Коко не грозил послевоенный голод.

Коллаборационистам из числа знаменитостей, может, и удавалось выйти сухими из воды, но представительницам прекрасного пола, виновным в так называемом горизонтальном коллаборационизме, везло куда меньше. Как только освобождали от фашистов тот или иной французский город, сразу начинались репрессии, и всех женщин, кто еще недавно открыто предлагал себя нацистам в обмен на еду и предметы роскоши, брили наголо и подвергали публичному избиению.

Ну, или почти всех, так как французский истеблишмент вновь сомкнул ряды в едином порыве замять кое-какие сомнительные факты.

Наполеоновские бордели обслуживали врага, не опасаясь возможных преследований и гонений. В Париже для солдат вермахта был зарезервирован тридцать один бордель, и 5000 женщин, работающих на улице, получили приказ обслуживать только нацистов. Остальные были вольны самостоятельно выбирать клиентов, не спрашивая об их национальности или политических взглядах. В 1941 году правительство Виши приняло закон, согласно которому борделям присваивалась «третья категория увеселительных заведений», что приравнивало их к скачкам и велогонкам. В 1942 году система пошла еще дальше, сделав бордели частью гостиничной индустрии, явно для того, чтобы избавить девушек от необходимости вести строгий хронометраж сеансов.

После войны, пока «горизонтальных коллаборационисток» унижали перед объективами телекамер, проститутки попросту переключились на клиентов из числа французов и союзников. В 1945 году французский полицейский отметил, что местные власти «отказались выносить приговор проституткам, поскольку их поведение было профессиональным, а не политическим». Читая между строк, можно догадаться о причине такой снисходительности. В бордели захаживали не только нацисты — местные сановники тоже были в числе завсегдатаев, и им совсем не хотелось, чтобы всплыли на поверхность секреты их амурных похождений военного времени, тем более в стенах заведений, охраняемых и жалуемых нацистами.

Возмездие пришло позже, в 1946 году, когда политическое крыло Сопротивления протолкнуло закон о запрете борделей. Самое смешное состоит в том, что закон носил имя бывшей проститутки, Марты Ришар, которая всю войну закатывала вечеринки для высших офицеров рейха, а потом, когда все пропало, решила реабилитировать свое честное имя и заговорила о морали.

Кстати, именно этот закон в сочетании с послевоенной борьбой за власть во Франции вдохновил Яна Флеминга написать первый роман о Джеймсе Бонде, «Казино „Рояль“». Это, разумеется, не к тому, что Флеминг сам ностальгировал по борделям.

Может, и не стоило бы, в самом деле, будоражить в памяти историю коллаборационизма? В конце концов, это легкая мишень — все равно что напомнить футбольному фанату об унизительном поражении любимого клуба в финале Кубка страны. К тому же среди участников движения Сопротивления нашлось немало героев: например, Жан Мулен, который был арестован в Лионе (как ни печально, во время встречи по поводу создания Национального совета Сопротивления, с которым носился де Голль) и умер под пытками нацистов; или Пьер Броссолетт, агент УСО, который, скованный наручниками, сумел выброситься из окна верхнего этажа, чтобы под пытками гестапо не сломаться и не выдать товарищей; или Ги Моке, застреленный немцами в возрасте семнадцати лет, чье прощальное письмо к родным изучают во французских школах.