Стефан Кларк - Англия и Франция: мы любим ненавидеть друг друга

Сразу же после коронации Жанна начала требовать у нового короля идти маршем на Париж и выбивать оттуда англичан и герцога Бургундского. Карл сомневался — речь шла о массированном наступлении, с чем не шли ни в какое сравнение одиночные сражения, в которых до сих пор участвовала Жанна — и, видимо, она не имела представления, что армию необходимо кормить и оплачивать, и никто не знал наверняка, сколько продлится осада.

Карл договорился о двухнедельном перемирии с Бургундией и пришел в ярость, когда Жанна написала открытое письмо гражданам Реймса, в котором заявляла, что «недовольна этим перемирием и не уверена, что будет его соблюдать».

После этого звезда Жанны начала стремительно закатываться. Ей все-таки удалось лестью склонить Карла к походу на Париж, но за ее спиной он не прекращал тайные переговоры с бургундцами, в то время как ее солдаты массово дезертировали из полуголодной и нищей армии. Жанна предприняла наступление на Париж, но была ранена стрелой в бедро, и ее, несмотря на протесты, унесли с поля боя. Чтобы отрезать ей путь к возвращению, Карл приказал сжечь подъемный мост.

Но Жанна все равно не сдавалась, и в мае 1430 года Карл послал ее в Компьень под Париж, убедив в том, что этот город идеально подойдет для атаки на столицу. Жанна прибыла в Компьень всего с двумя сотнями солдат и обнаружила, что рядом стоит лагерем бургундская многотысячная армия. Любой другой догадался бы, что Карл отправил ее на безнадежное дело. Жанна не была бы Жанной, если бы отказалась идти в атаку, но, потерпев неудачу, она поспешила вернуться в город. Однако горожане подняли мост и отрезали ей путь к возвращению. Так же, как и Карл, они говорили ей «спасибо, не надо».

Она пыталась прорваться, но была захвачена в плен, после того как лучник (француз из Пикардии, северного региона Франции) стрелой сбил ее с лошади. При обычных обстоятельствах ей как простолюдинке попросту перерезали бы горло, но Жанну пощадили. В конце концов, она была другом нового короля, который непременно пожелает заплатить за нее огромный выкуп. Разве не так?

Бывший дофин, коронованный как Карл VII усилиями Жанны и армии ее сподвижников, повел себя очень по-мужски, бросив ее сразу, как только получил то, что хотел. Наверное, это звучит грубовато, но все это очень похоже на правду. С момента пленения Жанны до ее казни, случившейся годом позже, Карл и пальцем не пошевелил, чтобы ей помочь.

И кстати, вопреки укоренившемуся среди французов мнению, ее страдания были делом рук французов, а не англичан (хотя англичане и выполнили самую грязную работу в финале драмы).

Поначалу Жанну держали в плену у местного предводителя бургундцев, Жана де Люксембурга, который, несмотря на свое имя, был французом, родом из Пикардии. Жан, видимо, рассчитывал получить щедрый выкуп за знаменитую заложницу. Но его ожидания не оправдались: вместо предложения о выкупе он получил декларацию от (французского) архиепископа Реймса, Рено де Шартра, о том, что в Лангедоке отыскали пастушка, который заменит Жанну в роли божественного посланника.

Затем последовал запрос от Инквизитора Франции, Мартена Биллори, который требовал передать Жанну духовенству для проведения судебного процесса на том основании, что она совершила «страшные грехи против святой веры» и привела к гибели «простых христиан». Вот вам и француз, который хотел бы сжечь Жанну как еретичку, и от этой участи ее спасло лишь то, что Инквизитор забыл предложить выкуп.

Тем временем еще один французский священник, Пьер Кошон, епископ Бове (пригорода Парижа), упрашивал герцога Бургундского позволить ему попытать Жанну (в юридическом смысле, разумеется). Не получив ответа, он начал надоедать герцогу Бедфорду, регенту Генриха VI Английского, убеждая его в том, что Жанна «принадлежит» англичанам и они должны судить ее за ересь. Или же пусть дадут ему, Кошону, разрешение сделать это от их имени.

Бедфорд вовсе не испытывал симпатий к Жанне, которая сначала лишила его Орлеана, а потом забрасывала злопыхательскими письмами, хвастая, будто «послана Царем Небесным вышвырнуть его из Франции», и угрожая, что он, если не отправится домой, в Англию, «будет иметь дело с Девой, и тогда ему не поздоровится».

Бедфорд заплатил выкуп в размере 10 000 турских ливров (фунтов серебра) — примерно десять процентов своего годового дохода, — и Жанну, крепко связанную, передали англичанам. Вот так будущую святую покровительницу Франции соотечественники продали врагу.

Однако англичане были всего лишь ее охранниками, но не обвинителями. Кошон так стремился стать инквизитором Жанны, что бросился подавать прошение о наделении его соответствующими полномочиями в епархию Руана, где должен был состояться процесс. Вторым судьей он назначил своего приятеля, враждебно настроенного к Жанне, Жана ле Мэтра, который носил устрашающий титул викария Инквизитора по делам ереси.

Обвинений против Жанны накопилось много, около семидесяти, и самых разных: колдовство, богохульство, ведение боевых действий по воскресеньям и самое страшное — ношение мужской одежды. Все они тянули на смертную казнь. Жанна, хотя и была слишком юна и по-прежнему убеждена в том, что выполняла Божью волю, наверняка трезво оценивала свое положение и сознавала, что у нее нет никаких шансов на оправдательный приговор.

Тем не менее она вдохновенно защищалась все время процесса, который длился несколько месяцев. Из Парижского университета специально привезли профессоров теологии, которые пытались загнать ее в угол своими коварными вопросами. Так, Жанну спросили, считает ли она, что находится в состоянии благодати Божьей. Положительный ответ был бы истолкован как богохульство, поскольку только Богу известно, кому даровано состояние благодати, в то время как отрицательный ответ сочли бы признанием в смертных грехах. Но Жанна ответила: «Если я не нахожусь в состоянии благодати, да дарует мне его Бог, а если я лишена благодати, да утвердит меня в ней Бог». Она попала в точку: это было равносильно тому, как если бы обычный парнишка увернулся от удара олимпийского чемпиона по боксу, а потом опрокинул бы того на пол встречным хуком.

Жанна ловко ушла от вопроса о том, только ли она слышала голоса и видела ангелов или же чувствовала их запах и прикасалась к ним. Казалось бы, вполне логическое продолжение ее дара, но ответ «да» означал бы признание в идолопоклонстве, что само по себе считалось смертным грехом, ведь божественное можно было только «смотреть и слушать, но не прикасаться». Жанна настолько грамотно формулировала ответы, была настолько осторожна в своих высказываниях, что временами казалось, будто у нее есть шанс избежать смерти.