Стефан Кларк - Англия и Франция: мы любим ненавидеть друг друга

Сценарий повторялся в Лондоне сотни раз, разве что с меньшим размахом. Утром акции выбрасывали на рынок, обезумевшая публика кидалась к брокерам скупать их, директора компаний тут же продавали акции, чтобы ухватить свою прибыль, а к ночи компания уже сворачивалась. Это было всеобщее помешательство, и можно, конечно, задаваться вопросом, почему люди так легковерны и охотно предлагают себя в качестве добычи. (Хотя ответ, конечно, простой и очевидный: как показало недавнее крушение «инвестиционной» схемы Мэдоффа, мы, люди, наделены почти безграничной доверчивостью, стоит только кому-то пообещать нам нереальные доходы от наших же вложений.)

Когда британский «пузырь» лопнул, что было неизбежно, многие инвесторы разорились, а целый ряд видных политиков лишился постов. Некий лорд Моулсворт обратился к парламенту с предложением проголосовать за то, чтобы изобретателей и исполнителей преступной схемы «Южных морей», которые заварили всю эту кашу, «сунуть в мешки и утопить в Темзе». Только-только назначенный первый лорд казначейства, Роберт Уолпоул, язвительно заметил, что сначала с них следует взыскать убытки, и у директоров «Компании Южных морей» конфисковали все активы. Урон экономике был нанесен колоссальный, доверие к правительству полностью утрачено, но — важно отметить — кризис не подорвал имперских амбиций Британии. Поразительно, но «Компания Южных морей» была реструктурирована и просуществовала до 1850-х годов.

Джону Ло повезло меньше. Его, конечно, не бросили в реку, но в чем-то его судьба оказалась похожей: он умер в Венеции в 1729 году от пневмонии, которую подхватил, катаясь на гондоле. Никто не оплакивал его кончину ни по ту, ни по эту сторону Атлантики — уж слишком много вреда он причинил, а такое не забывается. Он не только обанкротил Францию, но и поставил крест на французском будущем Луизианы.

Как ни иронично это прозвучит, но единственные, кто этого не понял, были бедные французские колонисты, которые пытались там выжить.

В 1721 году, спустя год после крушения коррупционной схемы Джона Ло, на берегах Миссисипи развернулось строительство нового поселения. Его собирались назвать Нувель-Орлеан в честь регента, герцога Орлеанского, и колонисты решили: надо бы соорудить нечто более грандиозное, чем надоевшие хижины, окруженные частоколом. И тогда из Франции в Луизиану был откомандирован инженер Адриан де Поже, которому предстояло построить настоящий город по строгой решетчатой схеме, с перпендикулярным расположением домов.

Впрочем, с самого начала Де Поже столкнулся с проблемами. И не из-за финансового урагана, который захлестнул Францию, а по причине того, что поселенцы, казалось, были совершенно не способны придерживаться его четкого плана: они постоянно пытались строить дома под другими углами и посреди размеченных улиц. Это страшно бесило вспыльчивого Де Поже, и он начал серьезно конфликтовать с французскими колонистами, многие из которых жаловались, что он строит город не в том месте, и предлагали сдвинуть его ниже по течению.

Впрочем, как ни странно, город постепенно строился по плану Де Поже, и попутно развивался новый архитектурный стиль — французский колониальный, с элегантными деревянными фасадами и классическими колоннами. Де Поже также построил первую дамбу для защиты города от непредсказуемых вод Миссисипи. Конечно, он не своими руками все это строил — работы растянулись на 4231 человеко-дней рабского труда.

Когда в 1723 году Нувель-Орлеан был официально провозглашен столицей Луизианы, казалось, что колония и впрямь может выкарабкаться из политической и финансовой трясины. Пока французы в очередной раз сами все не испортили. Впрочем, следует заметить, не без некоторой помощи бриттов.

В то время у французских колонистов в Америке сложились добрые отношения с самыми крупными и сильными племенами индейцев — ирокезами и гуронами, которых они убедили сражаться против англичан. Маленькие французские поселения — форт Розали и форт Арканзас — на восточном берегу Миссисипи могли рассчитывать на выживание только благодаря доброй воле племени натчезов. Натчезы создали весьма развитое общество аграриев и жили не в вигвамах одной большой деревней, как представляли себе европейцы, а на семейных фермах, и даже имели собственную столицу, отстроенную на церемониальном холме. Они изготавливали замечательные ткани и керамику, имели четкую классовую систему и обожали межплеменные турниры по лакроссу. В общем, натчезы были гораздо более цивилизованными в сравнении с большинством европейских поселенцев и даже помогали отстраивать форт Розали, поставляя древесину.

Британские агенты-провокаторы постоянно пытались испортить эти дружеские взаимоотношения, науськивая натчезов на французов и пугая индейцев страшилками о том, что будет, если Франция закрепится на их землях: да-да, эти травянистые поляны для лакросса засыплют гравием и превратят в площадки для игры в петанк. И вот однажды, в 1729 году, командующий французским гарнизоном в Розали, будто в поддержку британской пропаганде, выстроил себе дом на земле фермера-натчеза.

Натчезы, как и положено, атаковали форт Розали, убив 60 рабов и 183 французских поселенца (в основном мужчин) и захватив в плен женщин. Французская армия отреагировала молниеносно и вторглась на территорию натчезов, горя желанием отомстить. В ходе первой экспедиции французам удалось вернуть 50 женщин и 100 рабов. Второе вторжение можно назвать чистой воды геноцидом: едва ли не 1500 натчезов из шеститысячного племени было вырезано. Пятьсот человек из оставшихся в живых сослали в рабство на сахарные плантации Сан-Доминго, остальным удалось сбежать, и их приютили как беженцев другие индейские племена — крики, чероки и чикасо.

Слухи о геноциде быстро распространялись, и прежде нейтральные индейцы ополчились на Францию. В 1736 году чикасо начали готовиться к войне, подстрекаемые беженцами-натчезами.

Французы проведали об этих планах и отправили два отряда на территорию чикасо. Первый отряд, состоявший из 400 мужчин, был атакован индейцами и сожжен заживо. Наступление второго отряда индейцы отбитли, и он вернулся на побережье.

Помимо этнической зачистки территории натчезов, это противостояние имело далеко идущие последствия. Король Людовик XV объявил всю Луизиану зоной свободной торговли, подорвав тем самым статус Нувель-Орлеана как обязательного перевалочного пункта для товаров, ввозимых и вывозимых за пределы региона. Положение молодого города стало еще более шатким, поскольку основные потребители — французские поселенцы — вдруг запаниковали и начали массово его покидать.