Газета Завтра Газета - Газета Завтра 50 (1047 2013)

И ты подумай: раньше сосед так, ради удовольствия морду моему обрабатывал, а сейчас без стакана не замахнётся даже.

- Вымогатель.

- Ага. Я так и говорю ему - вымогатель. А он - рыночные времена. Всё имеет свою цену. Потому и тебе не говорю - кто. Чтобы не позорить его. Мы с моим - то душа в душу, то он пьяный. А пьяный - то в волосы вцепится, то кинет чем. Инженер! Нервы! Это когда их КБ разогнали, та и нервы. До этого не пил. Помнишь, когда он не пил?

- Да ты разогнала, что ли? Пусть бы вон Горбачёву в волосы цеплялся.

- А где у того волосы?

- Да, ни волос, ни мозгов. Вот так: эти разогнали, а у баб волосы трещат. Я на него так иной раз рассержусь, думаю, бить мало, надо мстить. Изменю, думаю! Да никто ко мне в мстители не идёт, - обе женщины заливаются. - Вот так он у меня без рогов и проходил всю жизнь. Никто не покусился на нашу с ним честь. А хорошо, Зина, что мы с тобой дружим. Мой даже ревнует, говорит: тебе ни меня, ни детей, а только Зину дай.

- Да мой тоже. То же самое! Как сговорились.

- Конечно, тоже. Дураки. Что и взять? Оба. А я говорю: мне и детей, и Зину надо. Дети - сердце моё. Внуки - предсердие, а ты, Зина, на душу легла. Я тебя, поедем когда гастролировать, со своими с техникума познакомлю. Они тоже - души мои. Но они живут все далеко. А ты мне - самая близкая подруга. Хорошо, что вы тогда квартиру в наш дом сменили. Смени-ка сейчас в наш дом. И нам бы не получить, и вам не сменить. А споём, Зина.

- Неудобно. Вон студенты обсмеют.

- Да у студентов в ушах затычки - они свои наушники слушают. А эти все спят. Мы - тихо, Зина. Мы тише, чем мотор гудит. И всё-таки человеческий голос приятнее, чем эта тарахтелка.

Ромашки спрятались.

Поникли лютики

Когда застыла я

От горьких слов.

Владимир Карпец

12 декабря 2013 0

Политика Культура

На прошлой неделе исполнилось двести десять лет со дня рождения Федора Ивановича Тютчева (1803-1873). Характерно молчание СМИ. Молчание Интернета

Впрочем, молчание - Silentium!

Молчи, скрывайся и таи

Мы знаем, что язык и народ - одно. Поэт - тот, чьи безчисленные предки кровно связаны с родным языком. Конечно, были весьма мастеровитые авторы весьма неплохих стихов, чьи даже родители говорили на ином языке - например, Аполлинер или Бродский. Но это не поэзия, а что-то другое (совсем не обязательно плохое). Поэт - "язычник", даже тогда, когда он, как Тютчев, твердо в жизни стоит за утвержение Христианства. Поэтому тот, кто вступает на путь иночества, христианского воздержания и подвижничества, поэзию отвергает, по крайней мере, в себе и у себя, как "прелесть". Так есть. Поэт видит сны.

Как Океан объемлет шар земной,

Земная жизнь кругом объята снами

Тютчев, конечно же, язычник, "эллин". И "язычество" - все, чем он был. Родовое и личное имя Елены Денисьевой вопиет. Дионисийское пламя. Хаос. Не Логос. Автор лучшей биографии Тютчева В.В. Кожинов рассказывает о том, что на исповедь впервые (после детства) Тютчев пошел, когда она умерла.

В загадочной для многих книге "В поисках темного логоса" (М., 2013) профессор А.Г.Дугин пишет: "Совершенно очевидно, что западноевропейская философия, будучи логоцентричной, исчерпала свой потенциал. И тут следует задаться вопросом: какую роль играл в этой логоцентричной философии хаос? Он был с самого начала отброшен, вынесен за скобки, перечеркнут, потому что Логос основан на исключении хаоса, на утверждении строгой альтернативы ему. В чем принципиальное различие логоса и хаоса? Логос - это эксклюзивность, Логос - это разделение, Логос - это четкое представление об этом и другом". Добавим: то, чем поэзия не может быть как таковая. "Любое "два" у Диониса - "не два", - пишет Дугин. Но "Логос Диониса обнаруживает по ту сторону солнца "тьму превысшую света" Дионис не против Аполлона. Будучи принципиально другим, он солидарен с ним и в какой-то момент вспышки события - тождествен ему".

Совпадение мотивов тютчевской поэзии и этой последней дугинской книги удивительны. Это глубоко "экзистенциальное" совпадение.

Для Тютчева первичен Хаос, древний и родимый, который и есть наследье родовое. Именно родовое. Русского аристократа, дипломата и потомка дипломата, знаменитого Захарии Тютчева, соратника Кошки и Кобылы, предков Романовых и потомков царей-жрецов Криве-Кривейте. Стихи его - и до "денисьевского цикла", и после - это и есть "поиск темного логоса", "второго логоса". Который всегда неотделим от "родового". Но при этом Тютчев и как политик, и как автор "политических стихов" (собственно, стоящих особняком от собственно поэзии), и как публицист служит Логосу (или "светлому логосу" - как угодно) . И в этом на самом деле нет никакого противоречия. Напротив, именно так и должно быть.

В доспехи веры грудь одень,

И с Богом, исполин державный!

О, Русь, велик грядущий день,

Вселенский день

и православный!

"Политические статьи" Тютчева - потому же и о том же. "Письмо к г-ну доктору Кольбу" (1844), "Записка царю" (1845), "Россия и революция" (1849), "Папство и римский вопрос" (1850), "О цензуре в России" (1857) (две последние должны были войти в незавершённый трактат "Россия и Запад") пронизаны, по сути одной мыслью: "Уже давно в Европе существуют только две действительные силы: Революция и Россия.<>. Между ними невозможны никакие соглашения и договоры. Жизнь одной из них означает смерть другой Русский народ является христианским не только вследствие православия своих верований Революция же прежде всего - враг Христианства. Антихристианский дух есть душа Революции, ее сущностное, отличительное свойство". Сегодня, когда Революция ставит под вопрос само естество человеческое, это еще более очевидно. Но сегодня известно и другое: сама Революция также выводит себя из "раннего Христианства" - в противовес "имперско-церковному". Для Тютчева вопроса о том, что есть само Христианство, не было. Но он со всею мощью стоит сегодня.

"Светлый логос" тютчевской "политической поэзии" и публицистики (и его многогранной государственной деятельности не только как дипломата, но и как цензора) это Православие, "Царь и Россия", идея Всемирной Христианской Империи - все то, что входит в понятие катехон, держай ныне у апостола Павла в толковании св. Иоанна Златоустого.

В статье "Папство и римский вопрос" Тютчев указывает: Революция выросла из Реформации, а Реформация из Католицизма, который понял "царство Христа как мирское Царство", Церковь отвергается Реформацией во имя человеческого "Я", а само государство - Революцией. Многое тогда еще было в тумане и впереди - в частности, участие в Революции (в феврале 1917) епископата и духовенства Российской Церкви. "Христианский персонализм" мы находим уже у Августина, и даже ранее. Все оказывается куда сложнее и трагичнее. Но это не отменяет у Тютчева главного.