Анатолий Иванов - Публицистика

Да, случись что с одной только этой полосой, он заплачет, не стыдясь, этот человек, ибо тут кровь его сердца, смысл его существования.

— А теперь надо хлеб уложить в валки, потом подобрать, обмолотить, перевезти зерно на тока, там его очистить, а если будет влажным, просушить. И снова грузить на автомашины, везти на элеватор…

Этот человек — директор совхоза «Преображенский» Николай Васильевич Гуненко. Он еще молод (как, кстати, большинство руководителей хозяйств Новосибирской области), лицо его загрубело от тугих сибирских ветров, от яростного летнего солнца. И хотя нынче солнца здесь было мало, лицо и шея все равно темные, загорелые, будто он только что с юга. Видно, сколько ни было солнца — все оно было его, с утра до вечера он в поле, в поле, в поле… Все конторские, бумажные дела завершаются обычно до солнцевосхода.

Совхоз «Преображенский» был организован сразу же после мартовского (1965 года) Пленума ЦК КПСС, наметившего новые пути развития сельского хозяйства страны. Был создан совхоз на базе трех отстающих — «Степного», «Гилевского» и «Тулинского». Организацию нового хозяйства и поручили молодому агроному Гуненко, только что заочно окончившему Новосибирский сельхозинститут. И вот с тех пор он, молодой еще парень, беззаветно влюбленный в сибирские березы и ветра, руководит огромным хозяйством. Только зерновых в совхозе 7700 гектаров, из них 6000 гектаров пшеницы. Хлеба тоже всякие, есть немало и полегших. Но Гуненко настроен оптимистически:

— Опередим непогоду. Все у нас в отличном состоянии — и комбайны, и жатки, и автомашины, и тока, и сушилки. А главное — люди! Как бы вам сказать… всепонимающие стали у нас люди. Ведь такой нынче год! А позапрошлый год, когда хлеба ушли под снег, всем помнится. И злы еще на него люди. Нет, опередим ныне!

И опять прозвучало в этой длинной фразе директора совхоза одно короткое слово — ответственность!

Эту ответственность за нынешний сибирский урожай ощущает здесь каждый. Впрочем, ощущает — не то, видимо, слово. Просто ответственность нынче — естественное состояние каждого хлебороба. В совхозе со дня его организации работает, например, механизатор широкого профиля Анатолий Петрович Морозов. И работает за пятерых, как выражается Гуненко. Морозов и слесарь, и сварщик, и регулировщик топливных насосов. Словом, на все руки мастер. Нынче он попросил старенький, списанный комбайн СК-3, отремонтировал его по-своему. И сейчас с зари до зари валит хлеб, скашивает хлеб за световой день с 40 гектаров при норме 21.

Также в год организации совхоза приехал сюда шофер Алексей Гаврилович Шестернин. Приехал он из близлежащей деревни с характерным названием Бедняк, доставшимся селению, видимо, еще в период коллективизации. Сейчас этой деревни не существует, все оттуда разъехались.

— Так кто же теперь в бедняках хочет жить! — с улыбкой комментирует это обстоятельство Шестернин.

Вообще-то он человек молчаливый, лишних слов никогда не тратит. Недавно, перед уборкой, когда шоферы обсуждали всякие предуборочные дела и обязательства, он ничего не обсуждал, ни во что вроде не вмешивался, только сказал, как отрезал:

— Сколько нынче зерна вывезу — не знаю. Но буду первым.

И никто не возразил, не улыбнулся даже. Все знают, что в прошлом году Алексей Гаврилович установил суточный рекорд в области по вывозке зерна — своим самосвалом ГАЗ-53, который берет около 5 тонн, вывез на расстояние 6 километров 150 тонн зерна за день. И нынче он на такое же расстояние делает в сутки по 25–30 рейсов. Это значит, что он за баранкой проводит по 18–20 часов в сутки! Каждый поймет, какой это неимоверный труд! Сельские дороги не асфальт, груженый пятитонный самосвал не легонькая «Волга». Недаром ладони у Алексея Гавриловича в бугристых, твердых как камень мозолях. Но он улыбается только на всякие подобные слова да рассуждения, говорит односложно, с улыбкой:

— Урожай требует.

Урожай, урожай… Это слово звенит под сибирским небом. Просторное оно, неоглядное, раскрытое во всю ширь, если стоит добрая погода, и в эти дни чем-то напоминает характер и облик старожила-сибиряка. Слышится это слово и в звоне берез под ветром, и в неумолчном рокоте моторов.

Перед отъездом из Новосибирска звоню в Коченевский райком партии Каратаеву:

— Как там Вдовиченко из «Лесного»?

— Косит вовсю! Я приезжаю, а у него уже пшеницы навалено… Молодец он.

— А переоборудованные бобовые жатки?

— Вот жатки не пошли. Не оправдали пока наших надежд. Ничего, все равно приспособим их.

— А погода?

— Начались дожди…

Не ошибся Георгий Васильевич. Ошибся тот девяностолетний дед, предсказывавший ясную погоду. Что же, видимо, у секретаря райкома есть какие-то свои, более точные и верные приметы.

— И как же теперь вы?

— Ничего, выворачиваемся. По итогам соревнования районов на уборке и заготовках хлеба за последнюю декаду присудили нам первое место по зоне с вручением переходящего Красного знамени… И знаешь, мы тут, в районе, подумали… И приняли решение — дать государству не 900 тысяч центнеров хлеба, а миллион…

Константин Седых принадлежит к числу тех писателей, чье творчество отличает истинная народность. Коренной забайкальский казак, он с детства впитал в себя напоенный запахом облаков, тайги, степных трав воздух этого привольного края, узнал романтико-трагические легенды и предания о его прошлом. Десятилетним мальчишкой (К. Седых родился в 1908 году) он стал очевидцем взбаламученной вокруг жизни, свидетелем ожесточенных боев гражданской войны. Поселок Поперечный Зерентуй, где прошли детство и юность будущего писателя, неоднократно занимался то красногвардейцами, то семеновскими карателями, то японскими интервентами. Но ясное понимание того, почему эта привычная и устоявшаяся жизнь вдруг взбаламутилась, почему родниковые воды забайкальских рек окрасились человеческой кровью, а чистое небо затянули дымы пожарищ, пришло к будущему писателю несколько позднее. Постепенно он начал сознавать, что так называемая казачья вольница, которая воспевалась в песнях и преданиях, в конечном счете является одним из иезуитских средств российского самодержавия, направленных на охрану и защиту своего античеловеческого режима, на беспощадную эксплуатацию обездоленных и неимущих. И потом, много лет спустя, Константин Седых в великолепном своем романе «Даурия» с большой художественной достоверностью покажет всему миру, как остервенело дрались за эту «вольницу» богатеи типа Чепаловых, Каргиных, Волокитиных, Кустовых и как отстаивали с оружием в руках свое поруганное человеческое достоинство, свою свободу и право жить по законам справедливости Василий и Роман Улыбины, Тимофей Косых, Семен Забережный, Кузьма Уралов, Михаил Лоншаков, Иван Махоркин и другие.