Татьяна Миронова - Русская душа и нерусская власть

К счастью, все это действует в России плохо, не приживается пока, потому что в русском языке существует мощное противоядие — преграда для представлений, основанных на западной по происхождению идее обладания. Вот примеры разных национальных типов поведения в истории. Выдающийся русский лингвист А.А.Шахматов, получив письмо от своих земляков, крестьян Саратовской губернии о царящем там голоде, отказался от места адъюнкта Российской Академии наук и уехал на родину, чтобы помочь крестьянам преодолеть голод и эпидемию. С другой стороны, великий Гегель, получив приглашение работать в престижном университете, живо откликнулся письмом к ректору: «А сколько кулей полбы я буду получать за свои услуги университету?» И это естественное восприятие мира русским ученым и немецким мыслителем. Оно исходит из языка. В русском мы знаем формулу владения — у меня есть. Собственность по-русски не завоевывается и не захватывается, это то, что дано, и точка. В немецком же формула владения — Ich habe, в английском — I have. У нас этот корень, напоминаю, представлен в слове хапать. Завоевательность, напор, стремление получить прибыль любой ценой кроются в корне этого слова, вот почему оно получило у нас весьма пренебрежительный оттенок.

Формула владения у меня есть в русском языке бытийна. И русская грамматика тоже основана на понятиях бытия, а не обладания. Именно глагол быть формирует наше будущее время, сослагательное наклонение. Этот глагол в качестве нулевой связки участвует в русской формуле собственности — вместо подчеркивания мой сын, мой дом, моя машина мы чаще говорим — у меня сын, у меня дом, у меня машина. Наконец, именно бытийный корень бы-содержится в словах, обозначающих обладание и связанные с ними действия: добыча, добывать, прибыль, прибыток, сбыт сбывать.

Само слово богатство показывает, что русские воспринимают нажитое имущество как достаток, дарованный Богом, значит, за свое достояние перед Богом отвечать, с умом и душой им распоряжаться.

Показательно отношение русских и к деньгам — символу богатства и накопления. Пословицы и поговорки нашего народа концентрирующе выставляют деньги второстепенной областью человеческой жизни: «Деньги не голова: наживное дело». «Не деньги нас наживали, а мы — деньги». «Деньги — забота, мешок — тягота». «И то бывает, что и деньгам не рад». Богатство в русских представлениях связано со злом и пороком, оно не радует и не спасает душу: «Богатому черти деньги куют». «Через золото слезы льются». «Деньгами души не выкупишь, пусти душу в ад, будешь богат». Русское убеждение, хранимое пословицей: «Деньги могут много, а правда — все», — показывает многовековое критическое отношение нашего народа к наживе. О том, что это отношение остается неизменным и по сей день, свидетельствует пренебрежительное современное именование денег различными «эвфемизмами»: деревянный (рубль), зелень, капуста, бакс, бакинский рубль (доллар). Они наследуют такое же пренебрежительное отношение к деньгам на Руси, когда копейкой называлась монета с изображением Георгия Победоносца с копьем, а рублем (буквально: обрубком) — часть драгоценного металла, отсеченного от слитка гривны.

Торговля в русском менталитете, в отличие от западноевропейского, — дело не почетное, хотя и необходимое. Корень этого слова торг-исконно означает «исторгать». «вырывать», «вытягивать», то есть извлечение прибыли при торговле изначально расценивалось как «вырванное, отторгнутое у кого-то имущество». Не обманешь — не продашь, — такова поговорка, выказывающая русское отношение к торговле. И именования людей, занимающихся торговым промыслом, при всей нейтральности значений рано или поздно в нашем языке приобретают негативный оттенок: купец, торговец, торгаш, продавец, лавочник, приказчик. Сегодня негативные оттенки стремительно обретают слова бизнесмен, менеджер, банкир.

Особенно выразительно в русском языке отношение к ростовщичеству, именуемому с древности лихвой. Лихва (излишек, прирост капитала, ссудный процент) и лихо (зло, рождаемое излишеством), — в русском языке слова одного корня.

Но самым мощным барьером приобретательству и накоплению в русской языковой картине мира является активное использование в языке слов со значением «дать, давать, дарить», противоположным идее накопительства и приобретательства.

Русское давай является важным фактором речевого общения. Мы говорим: давайте пойдем, давайте сделаем, давайте подумаем, давайте решим… В подобных формулировках содержится два важнейших смысла — это призыв к общинности (совместному деланию) и бескорыстию. Кроме того, слово дать является сигналом к самостоятельному и решительному действию русского человека, когда он принимает решение что-то сделать в общую пользу, помочь другому: дай-ка мне, дай-ка я! А ну, дайка! А еще слово дать является знаком чисто русского восхищения своим выдающимся собратом: Ну, ты даешь! Во дает! Уж он-то даст, так даст! Помимо этого слово дать оказывается формулой силовой защиты: Я те дам! Он тебе задаст! Поддай ему! Вообще слово дать побуждает русского человека к действию или поступку. Ребенку говорят: давай кушай, давай иди, давай учи, давай помоги. Благодаря языку русских приучают сызмальства именно к самоотдаче, отсюда устойчивые выражения — отдать долг, отдать жизнь, отдать честь.

Но именно такая языковая установка русского языка резко контрастирует с европейскими языками, где нет подобного призыва к самоотдаче, где поступки людей мотивируются лишь «ожиданием материальных выгод, то есть вознаграждений и поощрений, и призывы к солидарности и самопожертвованию не вызывают у людей никакого отклика» (Эрих Фромм «Иметь или быть»).

Сегодня нам навязывается именно такая социокультурная модель общества, в которой способами воздействия на людей полагают лишь материальное поощрение и вознаграждение, подкуп и подачки, обещания и посулы. В этой модели прибыль любой ценой, даже в ущерб другим членам общества, получает законные права. Но подобная социокультурная модель, безотказно действующая в Западной Европе и США, где она совпадает с языковыми представлениями народов, входит в глубокое противоречие с русской языковой картиной мира, формирующей совершенно иные представления о жизни и человеческом поведении, нежели западноевропейские языки. В основу идеалов русского народа положена идея справедливости, которая несовместима с захватом чужого и обманом ближнего. Здесь презирают или считают второстепенными наживу и прибыль, а почитают идеалами жертвенность и самоотдачу. Поэтому в России западная социокультурная модель общества, изуродовав души и мозги части населения, все же рано или поздно потерпит крах. Изменить картину мира народа можно лишь, заставив народ забыть свой родной язык.