Татьяна Миронова - Русская душа и нерусская власть

Общие черты и склад ума, одинаковое восприятие жизни и схожее поведение единят русский народ — многомиллионную массу кровных сородичей. Наука этнология сегодня признает, что национальный характер и вправду существует, он объединяет людей в народы и племена и отличает их друг от друга.

Но вот в описание национальных характеров подчас вкрадываются лукавые измышления, которые извне навязываются народу в качестве его собственных представлений о себе самом. Ложь мифов о русском национальном характере прочно засела в наших головах. Мы привычно рассуждаем о пресловутой русской лени, о женственной мягкости и податливости русской натуры, о нашем бесконечном всепрощении и самоуничижительной смиренности, не замечая даже, что программируем собственное поведение, оправдываем собственные человеческие слабости своей национальностью. Но язык наш и история легко соскребают ракушечник клеветы с днища русского корабля, чтобы тот спокойно и плавно двигался наравне с другими народами, уверенный в преимуществах своего величавого хода, наращивая скорость и мощь.

В числе внушаемых нам измышлений навяз в зубах миф о врожденной открытости и всечеловечности русского народа, который-де хлебосолен и радушен для всякого пришлого, встречного да поперечного. Высоким научным штилем эти мифы звучат так: «Черта, характерная для русского менталитета, — это гуманное мировоззрение, когда на первом месте в системе ценностей человека стоят судьбы всего человечества, на втором плане — судьба своего народа, на третьем — судьба своей семьи, собственная судьба. Менталитет русских включает в себя открытость, то есть любознательность, способность российской культуры открываться внешним влияниям, впитывать ценности разных народов, духовно обогащаться и преобразовывать их» (Егорычев А.М., Нидерер М.В. Русский мир: составляющие этнического самосознания // Социальные силы славянского мира, январь 2010 г., с. 106–107). Все это как будто звучит комплиментарно для русских: аж плакать хочется, какие мы, русские, добрые, гуманные и распахнутые настежь всему миру, какая у нас переимчивая культура и скопированные с чужих образцов традиции, как мы все умело повторяем и как ловко всем подражаем. Нас убеждают со всех сторон, что мы именно таковы, что потому и мир освобождали не раз то от монгольской, то от наполеоновской, то от гитлеровской нечисти, для того мы и империю свою строили, чтобы открывать двери множеству народов, что и вся культура наша — сплошные перепевы Запада и Востока, и сплав этот уже кто-то подоспел назвать евразийством, то бишь смесью Европы и Азии. Получается, что к подвигам, к подвижничеству в строительстве великого Российского государства и не менее великой культуры русских направляли исключительно гуманизм да открытость. Да нет же! русские, как и все другие народы, жили и по сей день живут в четком разграничении своих и чужих.

Вообще этот научно доказанный факт, что без понятия о чужих народах ни один народ, ни одно племя не может ощутить себя самодостаточным, особенным, отличным от других этносом, тщательно скрывается от не охваченного сокровенным знанием населения, дабы не разжигать «ксенофобских настроений» в обществе, не мешать воспитанию толерантности. На самом же деле ксенофобии — боязни чужих народов, неприятию чужих народов, отстраненности от чужих народов — столько же лет и тысячелетий, сколько самим племенам и этносам. Приведу здесь строго научную формулировку: «В народной культуре отношение к представителям других этносов во многом определяется понятием «этноцентризма», когда свои традиции, своя религия, свои обычаи и свой язык мыслятся единственно настоящими, правильными и праведными. Этноцентризм не является характеристикой, свойственной только одной нации, представляя собой общекультурное явление» (О.В. Белова. Этнические стереотипы по данным языка и народной культуры славян. М. 2006 г., с.3). Открытость и гуманизм могут быть свойствами отдельного человека, но не целой нации, иначе нация распадается и изничтожается, ведь из ее самосознания в таком случае изымается главный стержень, на который нанизывается все национально значимое, и этот стержень — любовь к своим и неприятие чужих. Да, отдельные мятущиеся личности действительно отрываются от священного древа нации и, как сухие листья, летят по миру, гонимые ветром любопытства и жаждой приключений, таким, по русской пословице, где хорошо, там и родина, но большинство-то и на чужбине селится общинами, хранит родной язык, национальные традиции, избегает растворяться в массе чужеродцев.

Русская картина мира изначально разделяется на своих и чужих, причем понятие свой, искони имевшее значение — родной, ближний, является ключевым словом русского языка, полагающим пределы всему, чем русские дорожат на этом свете. Слово свой прилагается и к языку, и к религии, и к обычаям, которые мыслятся своими, что значит — родными, данными Богом, и потому, безусловно, праведными и лучшими в мире, в отличие от чужих.

Что же такое — чужие для русского человека, так приверженного своим? Слово чужой исконно звучало как туждь, что буквально означало — человек оттуда, то есть с другой стороны света, из другого, непонятного, заграничного мира, по-русски — из иной страны. Полным аналогом слова чужой сегодня является понятие иностранец.

Без противопоставления свой-чужой русский человек обойтись просто не может, потому что тогда у него расплываются жизненные ориентиры.

Свойским является для нас общение: по наблюдениям лингвистов, русский в беседе предпочитает говорить сначала о событиях, потом о собеседнике и только в последнюю очередь о себе. Последнее у нас неодобрительно называется ячиться. Француз же при общении, согласно тем же исследованиям, в первую очередь посвятит беседу себе любимому, потом обратится к текущим событиям, а собеседник интересует его в самой малой мере.

Противопоставление свой — чужой необходимо нам и для того, чтобы правильно, с точки зрения наших национальных интересов, относиться к происходящему в мире. Все, нам неприятное и вредное, враждебное и непонятное, мы обычно именуем чушью, сегодня уже почти забыв, что в древности это слово звучало как чужь, то есть чужое, не свое, пришедшее со стороны, а оттого неприемлемое. Мы изначально оценивали все чужое как чушь, — вещь чуждую, потому для нас не пригодную.

Противопоставление свой — чужой, неизменное на протяжении тысячелетий, указывает русскому человеку, где он может укрыться в случае опасности, при трудностях жизни и невзгодах судьбы. Уйти под защиту своих, получить прибежище от преследований чужими, согреться душой в вековых традициях взаимопомощи, национальной поддержки и солидарности — вот что нас укрепляет в волнах бушующего житейского моря, которое бороздят не только русские, но и множество чужих кораблей. Это противопоставление указывает нам, где наша защита и опора — только среди своих.