Итоги Итоги - Итоги № 2 (2014)

Постой, паровоз

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Кино

В прокате «Анна Каренина» Джо Райта

История Анны Карениной — самый известный в мире русский сюжет. В кино трагическую судьбу Анны примеряли на себя Грета Гарбо (дважды), Вивьен Ли, Клер Блум, Жаклин Биссет, Софи Марсо, Татьяна Самойлова, Татьяна Друбич. В большинстве трактовок Анна — раба любви и жертва косных общественных норм. Ее обманутый и скомпрометированный супруг Каренин весь ХХ век символизировал мерзкую власть сексистских правил высшего общества, готовых задушить любое живое чувство. Анна Каренина давно стала знаменем феминизма — этакой русской Скарлетт О'Харой из унесенной ветром Российской империи или принцессой Дианой XIX века. От настоящей Анны, какой ее изобразил Толстой, в этом кинообразе почти ничего не осталось. Неудивительно, что Кира Найтли, которой Джо Райт, снимавший актрису в «Гордости и предубеждении» и «Искуплении», предложил эту роль, была удивлена открытием, что Толстой совсем не восхищается своей героиней. И что идеалом в романе служит обычно остающаяся где-то на периферии история счастливого союза Левина и Кити. Впрочем, эти знания для роли ей не сильно пригодились — Анна-феминистка проще вписывается в сценарий.

Роман Толстого адаптировал Том Стоппард, имеющий «Оскар» за «Влюбленного Шекспира». Вместе с режиссером они решили перенести «Анну Каренину» как бы на подмостки, в театр, столь не любимый Толстым за бьющую в глаза фальшь. Первые полчаса здесь танцуют почти непрерывно (хореограф Сиди Шеркауи) под дивную музыку Дарио Марианелли, несколько, впрочем, злоупотребившего мотивом песни «Во поле береза стояла». Потом театр предсказуемо переходит на чеховские интонации — тоже наш мировой бренд, жаль только, не имеющий никакого отношения к нравам высшего света, описанным у Толстого. Уличить авторов в «развесистой клюкве» нельзя — это же все театральная условность. И грандиозные интерьеры каких-то тадж-махалов и расписанных фресками дворцов, в которых разыграны сцены из романа. И настырные задники с видом храма Василия Блаженного. И целиком обледеневший поезд, как из голливудских рождественских сказок. И подиумные костюмы Жаклин Дюрран — от линий и изгибов платьев Анны и Кити (Алисия Викандер) не оторваться. И публика, которая тут же, на экране, следит за героями вместе с нами.

Зрелищность этой «Анны Карениной» на уровне лучших современных шоу. Режиссер требовал, чтобы уже на съемочной площадке все точно соответствовало заранее рассчитанному по тактам музыки монтажу. И все склеилось идеально. Работа виртуозная, эффектная, дорогая, если не по стоимости (бюджет фильма не оглашен), то по выделке. Но вряд ли новаторская. После «Вани с 42-й улицы» Луи Маля, «Нью-Йорка, Нью-Йорка» Чарли Кауфмана, «Цезарь должен умереть» братьев Тавиани, «Корпорации «Святые моторы» Леоса Каракса это просто перевод арт-хаусного приема в регистр масскульта. Впрочем, мировой бокс-офис «Анны Карениной» неплохой, но не выдающийся — пока около 36 миллионов долларов. В номинации «Золотого глобуса» попала лишь музыка к фильму.

Что в сухом остатке? Отличный вальс в духе Шнитке. Бедняжка Фру-Фру, упавшая со сцены в партер. Потрясающее платье Бетси Тверской (Рут Уилсон) цвета лайма. Крашеный блондин Вронский (Аарон Тейлор-Джонсон из фильма «Пипец»), по-пацански затягивающийся на балу папироской. Нестрашный Каренин (Джуд Лоу), достающий из коробочки «резиновое изделие № 2», чтобы заняться супружеским сексом. Стива (Мэтью Макфейден), сплетничающий в ресторане. И Левин (Домналл Глисон), похожий на протестантского пастора, когда он выдает в себе, как сказали бы сегодня, полного мракобеса и охранителя. А ведь режиссер только Левину подарил подлинные просторы полей и ночь в стогу — как единственному герою, лишенному фальши.

В конце света

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

На прилавках — роман Евгения Водолазкина «Лавр»

Отношения с историей в нашей стране с петровских времен и по сей день остаются сложными и нервными. А это значит, что историческому роману у нас неуютно — как далеко в прошлое ни заберись, все равно окажешься на спорной территории, под огнем чьих-нибудь идеологических орудий. Вот и пришлось этому жанру убраться из опасной ниши высокой словесности туда, где поспокойнее, — в область непритязательного и, как следствие, ненаказуемого массового чтива... Новый роман петербуржца Евгения Водолазкина — первое за очень долгое время счастливое исключение из этого правила: его «Лавр» — безусловно, высокая актуальная проза и вместе с тем идеальный исторический роман.

Завершается XV век, Русь с тревогой, но вместе с тем и с некоторой надеждой на освобождение от бед ждет конца света, в городах и слободках свирепствует чума, а юноша, почти мальчик, Арсений совершает страшный проступок — по трусости и недомыслию губит свою возлюбленную Устину и их неродившегося ребенка. Теперь для того чтобы спасти их души, отмолить любимую женщину и сына, умерших без причастия и покаяния, перед Господом, Арсению нужно положить свою жизнь за их жизни. Ему предстоит полностью отрешиться от всего мирского, утратить все — даже самого себя, для того чтобы искупить сотворенное зло. Путь целителя, юродивого, паломника, схимника, одинокого мудреца становится его путем. От севернорусских земель до самого Иерусалима, меняя по дороге имена и звания, встречая и теряя близких людей, но храня в сердце великую любовь к своей мертвой — но все равно живой — Устине, Арсений движется к цели — незримой и заведомо недостижимой в этом мире. И лишь завершив символический круг — спасши от расправы обесчещенную дурным человеком девочку и ее новорожденного сына, — герой обретает право на прощение и мирный уход.

Выдающийся русский латинист А. Н. Попов в свое время говорил, что преподавать легко — надо просто знать впятеро больше, чем рассказываешь студентам. Водолазкин — филолог, специалист по древнерусской литературе, любимый ученик академика Лихачева — настолько «впятеро» знает о русском Средневековье, что ему нет нужды тщательно, по крошечке собирать фактуру, пугливо избегать анахронизмов или обращаться к языковой стилизации как к способу легализовать свой сомнительный с академической точки зрения дискурс. Он просто выдыхает воздух соответствующей эпохи, и все, с чем этот воздух соприкасается, становится правдой — ненатужной и совершенной. Именно поэтому средневековый травник у Водолазкина имеет право без стеснения сказать: «Мы в ответе за тех, кого приручили», а история молодого археолога, приезжающего копать Псков в 1977 году и встречающего там свою несбыточную любовь, органично проступает в видении юного флорентийца — современника Рафаэля.