Газета Завтра Газета - Газета Завтра 479 (4 2003)

Подавляющая часть из них признана судебной медициной невменяемыми, то есть уголовно ненаказуемыми и нуждающимися в принудительном лечении. Некоторая часть заключенных страдает психзаболеваниями в реактивной форме, что не позволяет экспертизе установить степень их вменяемости, а следовательно, и подсудности. Таковые больные (их дело приостанавливается) решением суда направляются также на принудительное лечение, которое длится до тех пор, пока больной не будет выведен из реактивного состояния. После этого его вновь заключают под стражу и проводят экспертизу. И есть в тюремном психиатрическом отделении очень малочисленная группа больных, испытавших кратковременные проблемы с психикой. Они находятся в камерах для душевнобольных недолго, две-три недели, и потом возвращаются на обычный режим, на общих основаниях. В тюрьмах процветают наркомания и алкоголизм: при этом наркотики обычно некачественны, а алкоголь самодельный. Жертвы их употребления в основном и составляют эту малую группу.

В психиатрическом отделении тюрьмы нет палат, больные содержатся в камерах. Но некоторые из них все же похожи на палаты. Камеры не расположены компактно. Большая часть их находится в одном здании на разных этажах, а пять маломестных камер непонятно почему разбросаны по разным корпусам. Камер для душевнобольных довольно много: это №№ 18, 48, 50, 79, 126, с 343 по 354, с 401 по 419 и с 516 по 519.

Условия, в которых содержатся душевнобольные обвиняемые, обращение с ними со стороны администрации СИЗО, юридических органов и медперсонала абсолютно не соответствуют ни обычным тюремным нормам содержания, ни тем более нормам содержания под стражей больных. Чтобы не быть голословным, сделаю попытку наиболее серьезные проблемы обрисовать, исходя из личного опыта и наблюдений.

ЮРИДИЧЕСКАЯ БЕЗЗАЩИТНОСТЬС того момента, как психиатрическая экспертиза признает человека невменяемым, он попадает в поле действия абсурдной юридической коллизии. С одной стороны, он обретает новый статус, что выражается для него существенным изменением положения по делу и в тюрьме. Невменяемый помещается в камеру для душевнобольных и отстраняется от непосредственного участия в собственном уголовном разбирательстве на всех его стадиях. Но с другой стороны, окончательное решение о признании лица невменяемым правомочен принять только суд: и он делает это в ходе процесса, на котором еще обязан доказать также факт совершения преступления, и то, что оно было совершено именно данным лицом, невменяемым заключенным. В результате получается следующее: человека могут признать невменяемым на стадии предварительного следствия. На этом основании, но без законного решения суда отстранить больного от прямого участия в деле, не дать ему возможности ознакомления с материалами дела. Но уже на судебном процессе судья может и не принять решения о невменяемости, и тогда лицо, считавшееся ранее больным, будет возвращено для участия в процессе на обычных основаниях. Ему, конечно, дадут некоторое время на ознакомления с делом, но масса способов юридической защиты, которые он не реализовал, будучи больным на предварительном следствии и в период досудебной подготовки, оказываются безвозвратно утраченными! Призрачный "невменяемый" статус лишает человека основополагающего конституционного права на защиту.

Назначение государственного адвоката производится в отсутствие больного заключенного (это в случае, если адвоката не было ранее, а таких случаев очень много). Арестанту не сообщается ни фамилия адвоката, ни место его службы. Личных контактов с таким адвокатом больной также не имеет. За полтора года, проведенные в камерах для душевнобольных, я никогда не видел, чтобы государственный адвокат нанес визит, хотя бы для знакомства, к больному заключенному. Больной не имеет никакого представления о ходе своего дела, не имеет доступа к материалам дела и по этой причине не может направлять ходатайств; требовать экспертиз и задавать вопросы по уже назначенным экспертизам; требовать допросов других лиц. Чтобы все это стало доступным для больного обвиняемого, необходим адвокат, а он присутствует лишь на бумаге. Многие из больных арестантов вообще твердо уверены, что никакого адвоката у них нет. Так формальный, обездушенный подход превращает закон из способа действия правосудия в пустую фикцию, фиговый листок для государственных мужей-"гуманистов".

Перед закрытием дела на предварительной стадии адвокат (бесплатный) может знакомиться со всеми материалами, а может и нет, просто ставит подпись в нужном месте. Проверить его добросовестность для больного невозможно. Дело, конечно, идет в суд в выгодном для следствия виде, с обвинительным уклоном. Бесплатный адвокат, конечно, может указать на процессуальные ошибки, но по существу, ему возразить нечего, поскольку своего подзащитного он и в глаза не видел. Адвокат расписывается — и все довольны, вопросы объективности никого не волнуют. Видимо, все участники процесса (мнение больного не учитывается) считают, что невменяемому и без объективности сказочно повезло, коли сумел избежать наказания из-за болезни. Годы принудительного лечения за преступление, которое обвиняемый, может, и не совершал, но доказать этого не может, за наказание не считаются.

И администрация СИЗО, орган юстиции, тоже отнюдь не торопится объяснить больному арестанту его положение и чем-то ему помочь. Все действия администрации в этом направлении сведены к тому, что душевнобольному приносят под роспись три бумажки: о продлении срока содержания под стражей (может быть несколько раз), о передаче дела в прокуратуру и о передаче дела в суд. Часто эти документы приносят с огромным опозданием, что совершенно недопустимо, например, в случае с санкцией на продление срока содержания. Иногда приносят обвинительное заключение, таких чудесных случаев было на моей памяти три. И только один раз я видел, что кому-то принесли определение суда, т.е. судьбоносный для обвиняемого документ! Но и его принесли с большим опозданием, после истечения срока обжалования.

Администрация СИЗО ничего не сообщает больному о ходе процесса, никаких сведений и дат, кроме тех, которые я уже упомянул. Больной получает извещение о том, что его дело передано в суд, после чего в полном неведении, что очень тяжело психологически даже для здорового, ждет этапа на больницу. Сроки ожидания после экспертизы у всех разные, в среднем это 5-9 месяцев, часто больше года, а иногда и несколько лет. Больному никто не сообщает день окончания судебного процесса, и он лишается возможности подать кассационную жалобу.

В очень сложном положении находятся больные обвиняемые-участники группового дела. По УПК следователь или судья вправе выделить дело в отношении невменяемого в отдельное судопроизводство и в кратчайшие сроки вынести определение суда, дабы больной заключенный не мучился в тюрьме, а лежал бы в спецбольнице. Но на практике судебные органы не всегда почему-то делают именно так, и в результате дело больного рассматривается вместе с делом его товарищей по преступлению, соучастников. А больной тем временем бессмысленно страдает в тюрьме. Он не участвует ни в каких судебных действиях, его не возят на судебные заседания. Такое бывает крайне редко, я по пальцам могу такие случаи пересчитать. Больной же просто сидит в тюрьме, под постоянным воздействием мощных психотравмирующих факторов, теряя свое здоровье, добивая свою психику. Он ждет, когда осудят его сообщников, когда разберут их кассационные жалобы и приговоры вступят в законную силу. Больной и жалобу-то написать не в состоянии, поскольку дат ему никто не сообщит. Во всем этом нет здравого смысла, с точки зрения логики такое положение больных можно объяснить разве что патологическими садистскими наклонностями у власть предержащих... Бывают случаи беспрецедентные по своей бессмысленной жестокости. Некто Павел Кузовкин обвинялся со своим другом в хулиганстве и был заключен под стражу. После полутора лет заключения Павла признали невменяемым и перевели в камеру для душевнобольных. Однако в отдельное судопроизводство не выделили. Прошел суд без участия в нем Павла, конечно, и его друг получил два года и был выпущен на волю из зала суда, так как отсидел этот срок в предварительном заключении. Но друг написал кассационную жалобу, где требовал для себя оправдания. Жалоба разбиралась больше года, жалобщик гулял на свободе, а Павел, чье участие в преступлении было минимальным, сидел в тюрьме и ждал, когда кончится это не имеющее для него, больного и невменяемого, никакого значения действие! Больной в тюрьме, а его здоровый сообщник на свободе! Как это можно объяснить? При неповоротливости российской судебной машины-развалюхи процессы иной раз длятся долгие годы, и если невменяемый обвиняемый попадает в такой процесс, то эти несколько лет становятся для него адом! Его психика разрушается совершенно! Мой сокамерник Геннадий Завьялов, болеющий паранойей в острой форме, просидел таким образом 4,5 года, пока не разобрались со всеми его 18 сообщниками.