Петр Мультатули - Николай II. Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти...

Спустившись в комнату (тут при входе в комнату справа очень широкое, чуть не во всю стену окно), я им предложил встать по стенке. Очевидно, они еще в этот момент ничего себе не представляли, что их ожидает. Александра Федоровна сказала: „Здесь даже стульев нет“. Алексея нес на руках Николай. Он с ним так и стоял в комнате. Тогда я велел принести пару стульев, на одном из которых по правой стороне от входа к окну села Александра Федоровна. Рядом с ней, по направлению к левой стороне от входа, встали дочери и Демидова. Тут посадили рядом на кресле Алексея, за ним шли доктор Боткин, повар и другие, а Николай остался стоять против Алексея. Одновременно я распорядился, чтобы спустились люди, и велел, чтобы все были готовы и чтобы каждый, когда будет подана команда, был на своем месте. Николай, посадив Алексея, встал так, что собою его загородил. Сидел Алексей в левом от входа углу комнаты, и я тут же, насколько я помню, сказал Николаю примерно следующее, что его царственные родственники и близкие как в стране, так и за границей пытались его освободить, а что Совет рабочих депутатов постановил их расстрелять. Он спросил: „Что?“ и повернулся лицом к Алексею, я в это время в него выстрелил и убил наповал. Он так и не успел повернуться лицом к нам, чтобы получить ответ. Тут вместо порядка началась беспорядочная стрельба. Комната, хотя и очень маленькая, все, однако, могли бы войти в комнату и провести расстрел в порядке. Но многие, очевидно, стреляли через порог, т. к. стенка каменная, то пули стали летать рикошетом, причем пальба усилилась, когда поднялся крик расстреливаемых. Мне с большим трудом удалось стрельбу приостановить. Пуля кого-то из стрелявших сзади прожужжала мимо моей головы. <���…> Когда стрельбу приостановили, то оказалось, что дочери, Александра Федоровна и, кажется, фрейлина Демидова, а также Алексей были живы. Я подумал, что они попадали со страху или, может быть, намеренно, и потому еще живы. Тогда приступили достреливать (чтобы было поменьше крови, я заранее предложил стрелять в область сердца). Алексей так и остался сидеть окаменевши, я его пристрелил. А в дочерей стреляли, но ничего не выходило, тогда Ермаков пустил в ход штык, и это не помогло, тогда их пристрелили, стреляя в голову» . [1184] РГАСПИ, ф. 5888, оп. 3, д. 10. (Совещание старых большевиков по вопросу пребывания Романовых на Урале.)

Невооруженным глазом видно, что «Рассказ» весьма отличается от «Записки», а в ряде случаев прямо ей противоречит.

1. В «Рассказе» появляется информация о раздаче наганов. Правда, ни о каком отнятии оружия у караула речи не идет. Юровский просто раздает наганы. Кому раздавались наганы, в «Рассказе» не указывается.

2. В «Рассказе» утверждается, что Медведев был отослан изначально Юровским из Ипатьевского дома, чтобы проверять обстановку вокруг дома и дома Попова. При этом Юровский утверждает, что приказал Медведеву предупредить внешнюю и внутреннюю охрану о том, что будут слышны выстрелы, только непосредственно перед убийством, напрямую не говоря ей о причине этих выстрелов. Медведев, а также Клещев утверждали, что это было сделано с самого начала. Только непонятно, как Медведев, который находился вне дома, мог бы узнать о начале убийства? Сведения, приводимые в «Рассказе», о том, что Медведев не находился в доме в момент убийства, частично подтверждают показания самого Медведева, отрицавшего свое участие в убийстве.

3. В «Рассказе» меняется время, которое понадобилось Царской Семье на сборы. Если в «Записке» оно было 15 минут, то в «Рассказе» — 40.

4. В «Рассказе», как и в «Записке», отсутствуют имена подельников Юровского, в том числе нет ни слова о «латышах». Только вдруг в самом конце описания убийства неизвестно откуда появляется Ермаков, у которого в руках был непонятно откуда взявшийся штык (или винтовка со штыком?). Также Юровский после описания убийства упоминает, что возле дома в момент убийства находился Голощекин, «который ходил все время вблизи дома, немало, вероятно, беспокоившись, как тут все произойдет» .

5. Описание южной стены расстрельной комнаты в «Записке» и «Рассказе» диаметрально противоположны. Так, в «Записке» говорится: «Внизу была выбрана комната, с деревянной отштукатуренной перегородкой (чтобы избежать рикошетов)», а в «Рассказе»: «Тут надо сказать, что не подумали своевременно о том, что стенка, у которой будут поставлены расстреливаемые, — каменная. <���…> т. к. стенка каменная, то пули стали летать рикошетом» (выделено нами. — П. М. ).

6. В «Рассказе» особенно выделяется беспорядочность стрельбы, а также то, что часть стрелявших находилась вне комнаты.

7. Сведения об убитых наповал и о количестве раненых и добитых в «Рассказе» также отличаются от «Записки». В «Записке» говорится: «Ник. был убит самим ком-ом наповал, затем сразу же умерли А.Ф. и люди Р-х. А-й, три из его сестер, фрейлина и Боткин были еще живы. Их пришлось пристреливать» . В «Рассказе»: «Когда стрельбу приостановили, то оказалось, что дочери, Александра Федоровна и, кажется, фрейлина Демидова, а также Алексей были живы» .

Теперь перед нами следующее свидетельство Юровского — его воспоминания. Как увидим, в них вновь появляются новые подробности.

«Ввиду угрожающей обстановки развязка ускорилась. Развязка возлагалась на меня, а ликвидация на одного из товарищей. 16 июля 1918 года часа в 2 днем ко мне приехал товарищ Филипп и передал постановление Исполнительного Комитета о том, чтобы казнить Николая. Что ночью приедет товарищ, который скажет пароль „трубочист“, которому нужно отдать трупы, которые он похоронит и ликвидирует дело. <���…> Я призвал к себе начальника отряда товарища Павла Медведева из Сысертского завода и других и сказал им, чтобы они в случае тревоги ждали до тех пор, пока не получат условного специального сигнала. Вызвав внутреннюю охрану, которая предназначалась для расстрела Николая и его семьи, я распределил роли и указал кто кого должен застрелить. Я снабдил их револьверами системы „Наган“. Когда я распределил роли, латыши сказали, чтобы я избавил их от обязанности стрелять в девиц, так как они этого сделать не смогут. Тогда я решил за лучшее окончательно освободить этих товарищей в расстреле как людей, неспособных выполнить революционный долг в самый решительный момент. Выполнив все соответствующие поручения, мы ждали, когда приедет „трубочист“. Однако ни в 12, ни в 1 час ночи „трубочист“ не являлся, а время шло. Ночи короткие. Я думал, что сегодня не приедут. Однако в 1 1/2 постучали. Это приехал „трубочист“. Я пошел в помещение, разбудил доктора Боткина и сказал ему, что необходимо всем спешно одеться, так как в городе неспокойно, и я вынужден их перевести в более безопасное место. В 2 часа я перевел конвой в нижнее помещение. Велел расположиться в известном порядке. Сам-один повел вниз семью. Николай нес Алексея на руках. Остальные, кто с подушкой в руках, кто с другими вещами, мы спустились в нижнее помещение в особую очищенную заранее комнату. Александра Федоровна попросила стул. Николай попросил для Алексея стул. Я распорядился, чтобы стулья принесли. Александра Федоровна села. Алексей также. Я предложил всем встать. Все встали, заняв всю стену и одну из боковых стен. Комната была очень маленькая. Николай стоял спиной ко мне. Я объявил: Исполнительный Комитет Советов рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов Урала постановил их расстрелять. Николай повернулся и спросил. Я повторил приказ и скомандовал: „Стрелять“. Первый выстрелил я и наповал убил Николая. Пальба длилась очень долго, и несмотря на мои надежды, что деревянная стенка не даст рикошета, пули от нее отскакивали. Мне долго не удавалось остановить стрельбу, принявшую безалаберный характер. Но когда наконец мне удалось остановить, я увидел, что многие еще живы. Например, доктор Боткин лежал, опершись локтем правой руки, как бы в позе отдыхающего, револьверным выстрелом я с ним покончил, Алексей, Татьяна, Анастасия и Ольга тоже были живы. Жива была еще и Демидова. Тов. Ермаков хотел окончить дело штыком. Но, однако, это не удавалось. Я вынужден был поочередно расстреливать каждого» . [1185] Источник. № 10, 1993, с. 111–112.