Петр Мультатули - Николай II. Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти...

Но у Керенского все противоречит одно другому: если хотел спасти Царскую Семью, зачем повез ее в далекий Тобольск, если боялся реставрации, то зачем отправил в город с в целом монархически настроенным населением и с маленьким гарнизоном, если хотел понравиться Советам, то почему не заключил хотя бы Императора Николая II в Петропавловскую крепость?

Вероятно, ближе всех подошел к истине Н. А. Соколов, когда писал: «Был только один мотив перевоза Царской Семьи в Тобольск. Это тот именно, который остался в одиночестве от всех других, указанных князем Львовым и Керенским: далекая, холодная Сибирь, тот край, куда некогда ссылались другие» . [294] Соколов Н.А. Убийство Царской Семьи, с. 39.

Здесь необходимо вспомнить, что до революции Сибирь была местом ссылки политических и уголовных преступников. Среди первых самыми значительными были старообрядцы и декабристы, продолжатели дела которых пришли к власти в феврале 1917 года. Вспомним также, что практически все руководители декабризма были масонами, точно так же, как и члены Временного правительства. Масонско-старообрядческая месть Русскому Царю — вот главная причина ссылки Царской Семьи в далекий сибирский город. Все остальные причины, заискивание перед крайне левыми, опасение возникновения движения в пользу свергнутого Государя и так далее, даже если они и имели место, были вторичными. В действиях Керенского нет никакой логики, кроме логики масонской мести. В эту логику входила мученическая смерть Царя, и отправка в Тобольск была одним из этапов этого пути.

«Тобольская ссылка Царской Семьи , — писал сын лейб-медика Е. С. Боткина Г. Е. Боткин, — для меня была равнозначна вынесению ей смертного приговора. Было ясно, что революционное правительство не сможет долго охранять свергнутого Царя. Все революции в истории заканчивались для свергнутых государей изгнанием или смертью. Ссылка в Тобольск делала отъезд за границу невозможным, а из этого следовало, что рано или поздно члены Царской Семьи будут убиты» . [295] Botkin Gleb. Ob.sit., p. 140.

Перед отправкой Царской Семьи в Тобольск гофмаршал П. Бенкендорф спросил Керенского, как долго Царская Семья останется в Тобольске? В ответ Керенский доверительно сообщил, что сразу же после Учредительного собрания, которое соберется в ноябре, Император Николай II и его Семья смогут вернуться в Царское Село или жить там, где они сочтут нужным. [296] Benkendorf P. Last Days at Tsarskoe Selo. London, 1927, p. 117. Но Керенский лгал, когда говорил эти слова.

Поехать с Государем в далекую ссылку решились немногие. Когда-то облагодетельствованные Николаем II, многие представители и знати, и челяди спешили покинуть свергнутого Государя. Апраксин, Граббе, Саблин, Бенкендорф, профессор Федоров, ссылаясь на самые различные обстоятельства, бросили Царскую Семью в беде. Один из поваров Н. Н. Сясин на предложение Государя следовать вместе с ним в Тобольск ответил: «Ваше Величество, у меня же семья!».

Такие же семьи были и у графа Татищева, и у князя Долгорукова, и у доктора Боткина, и у повара Харитонова. Но чувство высшего долга, чувство любви к Царской Семье заставляло их пренебрегать личным счастьем. «Татищев, — вспоминала княгиня Вера Голицына, — в Петрограде оставил старую 80-летнюю мать, которая не чаяла его вновь увидеть. Это старая женщина всеми силами поддерживала сына исполнить свой долг. Когда я посетила ее несколько дней спустя, она с нежной гордостью говорила о своем дорогом сыне. Гордая им, она подавляла свою печаль. Но ее старое сердце не смогло пережить разлуки. Оно перестало биться 22 августа» . [297] Calitzine Vera, princesse. Reminiscences d’une emigree (1865–1920). Paris, Plon, 1925, p. 214–215.

Керенский назначил отъезд в Тобольск на час ночи с 31 июля на 1 августа 1917 года. Перед отъездом 30 июля, в день рождения Наследника Цесаревича, Царская Семья совершила молебен, который отслужил отец Афанасий Беляев. Вместе с Царской Семьей на молебне присутствовали все люди, отправляющиеся вместе с ней в ссылку. Семья молилась горячо со слезами на глазах. После молитвы Царская Семья и присутствующие приложились к кресту. Впереди был тяжкий и длинный путь. [298] Серафим (Кузнецов), игумен. Православный Царь-Мученик, М., «Паломник», 2000, с. 247.

Государь записал в своем дневнике: «Сегодня дорогому Алексею минуло 13 лет. Да даст ему Господь здоровье, терпение, крепость духа и тела в нынешние тяжелые времена! Ходили к обедне, а после завтрака к молебну, к которому принесли икону Знаменской Божьей Матери. Как-то особенно тепло было молиться Ее святому лику вместе со всеми нашими людьми» . [299] Дневники Императора Николая II, с. 646.

Особо хочется остановиться на той иконе, перед которой молилась Царская Семья — Знаменская икона Божьей Матери. История этой чудотворной иконы такова. Икона явилась в XIII веке в лесу близ Курска. Много раз ее уносили оттуда, но она чудесным образом возвращалась. Враги России и веры православной жгли икону, рубили на части, подкладывали под нее бомбу, но каждый раз оставалась целой. По заступничеству Знаменской Божьей Матери русские войска одерживали множество побед, притекающие к ней верующие исцелялись. Не являлась ли эта икона Знаменской Божьей Матери, явленная Царской Семье накануне ее Крестного Пути, предвестником ее мученической гибели и последующего прославления всей Россией?

В тот же день Император Николай II встретился с великим князем Михаилом Александровичем. Встреча двух братьев, которой было суждено стать последней, проходила в присутствии Керенского, что являлось очередной оскорбительной демонстрацией со стороны последнего. Хотя, впрочем, может быть, дело было не в демонстрации, а в стремлении Керенского не допустить обмена мнениями между Государем и великим князем по поводу обстоятельств так называемых «отречений» февраля — марта 1917 года.

Никто больше из Августейшей Семьи на встречу с великим князем Михаилом Александровичем допущен не был. Правда, полковник Артабалевский уверяет, что Керенский дал две-три минуты побыть Августейшим братьям наедине.

Наследник Цесаревич упросил полковника Кобылинского встать за дверью и в последний раз увидеть своего дядю, которого очень любил. [300] Серафим (Кузнецов), игумен. Указ. соч., с. 247. Император Николай II описывал в дневнике встречу с братом: «После обеда ждали назначения часа отъезда, который все время откладывался. Неожиданно приехал Керенский и объявил, что Миша скоро явится. Действительно, около 101/2 милый Миша вошел в сопровождении Керенского и караульного начальника. Очень приятно было встретиться, но разговаривать при посторонних было неудобно» . [301] Дневники Императора Николая II, с. 646.