Николай Страхов - Исторические взгляды Г. Рюккерта и Н. Я. Данилевского

Эти злополучные строки были причиной недоразумения, и мне теперь ясно, что в них есть действительный повод к такому недоразумению. Стараясь быть кратким и в то же время ясным, я выразился неточно, сказал больше, чем нужно. Например, тут употреблены выражения: «мысль», «зачатки мысли», «оценил все значение этой мысли и развил ее». По этим выражениям можно подумать, что речь идет о каком-нибудь отчетливо-определенном понятии, одинаковом и у Данилевского, и у Рюккерта, и у других писателей, — тогда как такого общего им всем понятия не существует, и понятие, выставленное Данилевским, есть самостоятельное обобщение тех понятий, которые встречаются у других. Неточно у меня также выражение: «мысль о культурно-исторических типах», нужно было бы выразиться определеннее; нужно было бы сказать: «О том, что Данилевский называет культурно-историческими типами», — ибо это термин, которого другие не употребляют. В силу таких неточностей тот, кто сам не читал Рюккерта и не вникал в вопрос, а только прочел мое примечание, легко мог прийти к мысли, что Данилевский заимствовал свою теорию от Рюккерта. И действительно, один из споривших, хотя не ссылаясь на мои слова, но и вообще ни на что не ссылаясь, прямо объявил, что «идея культурно-исторических типов была высказана Генрихом Рюккертом», и что Данилевский ею «воспользовался» [6] См. Вл. Соловьев. Национальный вопрос в России. Выпуск второй, стр. 563. .

Между тем, ни того, ни другого сказать нельзя, да я и не хотел сказать. Я говорил только о зачатках мысли, и мне хотелось одним этим словом обозначить все те различные соображения и характеристики, находящиеся у других писателей (на этих других мой противник вовсе не обратил внимания), все то, из чего могла бы развиться мысль о типах, но не самую эту мысль, хотя бы в первичнейшей ее форме. Ибо она составляет некоторый неожиданный поворот в решении вопроса, нечто подобное колумбову яйцу или распутыванию эпициклов посредством перенесения центра системы из земли в солнце; все было готово для новой точки зрения, но это не значит, что была найдена самая эта точка.

По-моему убеждению, Данилевский даже вовсе не читал и не знал книги Рюккерта. Мне можно бы сослаться в этом случае на то, что я довольно хорошо знал круг чтения покойного. Мы часто говорили с ним о книгах, показывали друг другу свои книги, и мне памятны до сих пор многие его суждения. Ни разу не слышал я от него ничего о Рюккерте, и когда делал свое примечание, то опирался на свое собственное чтение. Но главное доказательство в том, что в «России и Европе» нельзя найти никаких следов чтения Рюккерта. Данилевский обладал необыкновенной памятью и был ревностный и удивительный любитель чтения. Любопытную книгу он прочитывал от первой страницы до последней и испещрял ее поля замечаниями. Если бы он прочел Рюккерта, то это как-нибудь отразилось бы в «России и Европе»; между тем, ни в терминологии, ни в сопоставлении мнений, ни в формулировке своих положений или делаемых самому себе возражений — нигде не видно, чтобы писавшему «Россию и Европу» были знакомы мнения Рюккерта [7] Подчеркивая абсурдность соловьевских обвинений в заимствовании с точки зрения логики, здравого смысла и черт характера Данилевского, В. В. Розанов отмечал, что чисто психологически всякий «заимствователь», как правило, робок к чужим мыслям, а в их изложении и вовсе неуклюж или неумел. Но только очень недальновидный человек «не отличит творца, инициатора от последователя, заимствователя». К сожалению, такого недальновидного читателя «Россия и Европа» нашла в лице своего критика. Между тем «дар компиляции» — это именно «очень тонкий, ажурный» дар; Соловьев не смог разглядеть, что даже «самый ум Данилевского был не компилятивный». Если уж русский антидарвинист имел смелость публично выступать против известнейшего натуралиста Дарвина, то странно было бы вообразить, что «он начнет компилировать с безвестного Рюккерта» — Розанов В. В. Литературные изгнанники. — СПб., 1913, стр. 82, 234. .

Книга Рюккерта представляет чрезвычайную сложность. В ней почти вовсе нет имен лиц и годов событий, но ставятся один за другим общие вопросы о ходе истории, о каждой ее эпохе, о каждом народе, о каждом периоде в жизни народов. Притом каждый вопрос рассматривается с различных открывающихся в нем сторон, указываются всякие связи и узлы исторических явлений. Если я сказал слишком много, назвав эту книгу самым глубокомысленным обзором всемирной истории, то, во всяком случае, ее нужно признать самым поучительным из таких обзоров.

Легко понять, что две обширные книги, столь богатые содержанием, как книга Рюккерта и «Россия и Европа», если их сравнивать, должны очень ясно и многосторонне обнаруживать, есть ли в них совпадения, указывающие на прямое заимствование, или же они представляют различие, какое бывает между книгами совершенно независимыми одна от другой. И, действительно, для знакомого с ними эта независимость — дело очевидное, не допускающее сомнения.

Мы здесь ограничимся только главными пунктами да еще некоторыми частностями, на которые указывал наш противник. Когда на заявление, что «теория культурно-исторических типов высказана Рюккертом», я отвечал решительным отрицанием, г-н Вл. Соловьев написал одну за другой статьи: «Счастливые мысли Н. Н. Страхова» и «Немецкий подлинник и русский список», в которых всячески отстаивал свое заявление, приводя при этом большие выдержки из Рюккерта, иные даже в подлинных немецких выражениях [8] Статьи Вл. Соловьева «Счастливые мысли Н. Н. Страхова» и «Немецкий подлинник и русский список» опубликованы в «Национальном вопросе в России». Выпуск второй // Вл. С. Соловьев Сочинения: в 2 т. Т. 1. Философская публицистика. — М., 1989, стр. 554–591. . Итак, приложены были все старания, чтобы определить отношение между двумя книгами, мы не имеем надобности идти дальше этих стараний.

Все дело, очевидно, сейчас прояснится, если мы сумеем найти главную, руководящую мысль Рюккерта; тогда и будет видно, в чем и как она различна от теории Данилевского или сходна с нею. Об этой главной мысли наш противник мог бы догадаться уже по первой выписанной им фразе Рюккерта, приводимой им не только по-русски, но даже отчасти по-немецки для полной точности.

Эта фраза приводится так:

«Исключительное понятие о существовании и праве одного единственного культурного типа (Culturtypus) опровергается уже самим опытом, который находит в прошедшем и настоящем — и, следовательно, до некоторой степени уполномочивает ожидать и в будущем — существование и независимую совместность многих таких типов. С некоторой высшей точки зрения уже оказалось (для нас) правомочие различных культурных типов на относительно вечное существование (von einem hоherеn Standpunkte aus hat sich auch schon die Berechtigung ver-schiedener Culturtypen auf ein relativ ewiges Dasein ergeben)» [9] См. Вл. Соловьев. Национальный вопрос в России. Выпуск второй, стр. 554. .