Сергей Желудков - Почему и я христианин

И еще:

"Евангелие изложено на языке ветхозаветной религии…Если все Евангелие Христа разложить на составные логические элементы, т. е. на тематические отделы, изречения и термины, и сравнить их с библейской и побиблейской иудейской литературою, то окажется, что в Евангелии нет ни одного нового элемента. Целые отделы, напр., эсхатологическая беседа, блаженства, в словесном отношении воспроизводят привычные для слушателей Христа циклы мыслей. Если не все тематические отделы, то все изречения и, во всяком случае, все термины евангельские были знакомы Его слушателям. Изречения "наследовать землю", "в третий день воскреснуть", термины "Царство Божие", "Сын Человеческий", "единородный Сын Божий" и т. д. — все это взято из религиозного ветхозаветного вокабуляра. Евангелие Христа — единственная во всемирной истории книга по безусловной неоригинальности своих элементов и она на волосок отстоит от того, чтобы быть книгой самой неинтересной, заслуживающей внимания только в историческом отношении в качестве отложения своей эпохи…. Сочетание старых слов с новым духом, это и есть наиболее характеристичное для Евангелия. Когда Христос говорил, что "Бог не Бог мертвых, но живых", Он повторял традиционное изречение, в которое влагал однако совершенно новый смысл: тогда как по ветхозаветному представлению Иегова был только Богом живых и не был Богом шеола, по учению Христа для Бога нет мертвых, для Него все живы. Так и все Евангелие есть новое слово на старом языке"…

Чрезвычайно важное сообщение, после открытия Кумранских рукописей, устанавливается терминологическая близость Евангелий еще и к иудейскому сектантству. Возникающие в связи с этим проблемы в настоящее время неразрешимы; но важно знать о факте исторической обусловленности форм, в которых выражалось содержание евангельской проповеди.

Никто не мог "подслушать" Искушения в пустыне (по Матвею, гл.4, по Луке, гл.4). Не значит ли это, что Сам Учитель рассказал ученикам о Своих Искушениях? В таком случае мы имеем здесь бесконечно драгоценное предание о Его таинственном Самосознании. В самом общем смысле можно сказать, что это были искушения подавить "сверхестественным" человеческую СВОБОДУ… В применении к самим Евангелиям подобное искушение состояло бы в том, чтобы дать людям такое священное Писание, в котором все бы "сходилось", не было бы никаких исторических условностей и человеческих привнесений, так что невозможно было бы нам ни в чем сомневаться и оставалось бы только по необходимости признать во Христе Сына Божия. Но нет — не дано нам такого сверхестественного священного текста.

Пройдя по линии наибольшего сопротивления, рассмотрев наиболее острые из наших сомнений, можно было удостовериться, что аналогия "ЕВАНГЕЛИЯ — ИКОНЫ" в общем верна и она‑то единственно и приемлема для современного сознательного христианства. Но в заключении считаю нужным остановиться и на таких моментах, когда в Евангелиях видится совсем не иконописная изобразительность. Например. черты человеческого характера Иисуса, отмеченные выше на стр. . Или эпизод с динарием Цезаря, когда в ответ на злую провокацию Учитель предложил платить государству налоги, но не отдавать ему душу (по Матвею, гл.22, по Марку, гл.12, по Луке, гл.20). Или вот это место в Евангелии по Марку:

"… И сказал ученикам Своим, чтобы готова была для Него лодка, по причине многолюдства, дабы не теснили Его" (гл.3). И дальше изображается, как Учитель проповедует, сидя в лодке, а народ слушает Его на берегу (гл.4). Читаешь, и вдруг — уверенность; а ведь кто‑то ВИДЕЛ это… Еще пример — когда Учитель, говоря по–нашему, горько пошутил:

"…Но кому подобен род сей? Он подобен детям, которые сидят на улице и, обращаясь к своим товарищам, говорят: "Мы играли на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали". Ибо пришел Иоанн, ни ест, ни пьет, и говорят: вот человек, который любит есть и пить, друг мытарям и грешникам". И оправдана премудрость чадами ее"

(по Матвею, гл.11). Где‑то я читал или слышал, что в новом (парижском) русском переводе слова Христа звучат даже так: "вот человек — любитель поесть и выпить"… Кстати, до крайности странно, чтобы не сказать иначе, толковал эту евангельскую шутку протоиерей о. Сергий Булгаков:

"…Слова Господа в конце Его речи о Предтече: "оправдися Премудрость (София) от чад своих" (Мф. 11,18) прежде всего относятся к Богоматери ("Купина Неопалимая", Париж, 1927). Почему? ! А потому видите ли, что слово "ПРЕМУДРОСТЬ" по–гречески звучит "СОФИЯ", а "Богоматерь софийна… Это на"поминает того средневекового монаха, который в каждом латинском слове "МАРИА" (моря) усматривал пророчества о Марии.

Описывается ночь в Гефсиманском саду, молитва, арест Иисуса:

"… Тогда, оставивши Его, все бежали. Один юноша, завернувшись по нагому телу в покрывало, следовал за Ним; и воины схватили его. Но он, оставив покрывало, голый убежал от них" (по Марку, гл.14). Это забавное происшествие не могло быть придумано — да еще в таком трагическом месте повествования. Может быть, этот юноша и подслушал Гефсиманскую молитву?

В Евангелии по Матвею страдания Христа изображаются как точное исполнение пророческого Псалма XXI. Словами Псалма злословят враги у Креста:

"уповал на Бога,

пусть теперь избавит Его"

(Пс.XXI,9 — Мф.XXYII, 43). Словами Псалма молится Христос на Кресте:

"Или, Или…(Боже. Боже)…"

а стоящим у Креста римским солдатам, не знающих еврейских псалмов, слышится, что

"Илию зовет Он… И тотчас побежал один из них, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить. А другие говорили: постой, посмотрим, придет ли Илия спасти Его"

(по Матвею, гл.27, в несколько другом изложении — по Марку, гл.15). Какой реализм!… Господи, как же загадочно все в этих евангельских иконах.

Нужно хотя бы вкратце задержаться на "новом переводе" Евангелий у Л. Н. Толстого. Великий писатель земли Русской проявил здесь удивительное легкомыслие. Ему была недоступна религиозная интуиция Личности Христа; всю ценность Евангелий он видел только в "учении, которое он "пытался истолковать в духе учения своего, толстовского — для этого под видом "нового перевода" стал ПЕРЕДЕЛЫВАТЬ тексты Евангелий. В томе XXIY Юбилейного издания его сочинений помещены любопытные воспоминания студента И. М. Ивакина, с которым Толстой советовался при своем "переводе" Евангелий:

"… Он имел в виду только нравственную, этическую сторону, но и в этом отношении был крут: Евангелие должно было лишь подтвердить уже составленные взгляды, иначе Лев Николаевич не церемонился и с текстом. При всем моем благоговении к нему я с первого же шага почувствовал натяжку"(стр982).

Приведу образчики "перевода", из которых все будет ясно без комментариев. При чтении нужно иметь в виду, что церковно–славянский перевод Евангелий есть наиболее точный среди всех других во всем мире — в сущности, это ПОДСТРОЧНИК греческого текста: