Сергей Желудков - Почему и я христианин

Но скажут: апостол Павел пользовался образом Адама не просто для сравнения, у него это было совершенно необходимое начальное звено в целостной философии человеческой истории… Здесь мы подходим к другому общему соображению: об относительности иудейских элементов в христианстве. "Спасение от иудеев" (по Иоанну, гл.4). Христианство вышло из иудейства и многое унаследовало из иудейства. Так оно унаследовало сначала и еврейское обрезание, предписанное в библейском Законе; но апостол Павел выступил против обрезания, оно должно было отмереть, чтобы дать жить христианству. ХРИСТИАНСТВУ ЕЩЕ ДОЛГО ЖИТЬ — ДО СКОНЧАНИЯ ВЕКА… И кто знает — от каких еще ветхозаветных элементов предстоит ему освободиться? Тот же апостол Павел, например, ссылаясь на ветхозаветный Закон, предписывал женщинам молчать в собраниях и даже с вопросами обращаться только дома к мужьям (к Коринфянам1, гл.14). Но вот ныне в Русской церкви женщины читают Писание (Псалмы, Апостол), в Англиканской — проповедуют; а в Шведской их рукополагают уже и в священный сан. Не может быть никакого сомнения, что в наши дни апостол не повторил бы своих наставлений о молчании женщин по ветхозаветному Закону. Совершенно на таком же положении находятся в наше время иудейская космогония и антропогония эпохи апостола Павла. Современный христианин, по совести, ДОЛЖЕН НЕ ПРИНИМАТЬ ИХ, и это будет не ересь, не бунтарство, а искреннее СМИРЕНИЕ. Не в том смирение, чтобы насиловать свой разум, а в том, чтобы смиренно сказать: НЕ ЗНАЕМ… Знаем только, что в начале Библии — не история, а священный миф.

"Всемирный потоп" (кн. Бытие, гл.6,7,8), вероятно, имеет уже какую‑то историческую основу в великом местном наводнении. "Даже легенда о потопе нашла археологическое подтверждение" — толстый слой ила, разделявший культурные слои" (проф. Немировский в журн."Новый мир", 1969, №9, стр.265). Но то, что будто бы сказал "Бог" по этому поводу — что хочет истребить человечество и все живое, ибо "раскаялся, что сотворил их", — показывает религиозную дикость писателя. Историю со строительством Вавилонской башни "высотою до небес" (Бытие, гл.11) вспоминали и будут еще вспоминать, как символ несбыточных мечтаний о космическом могуществе безбожного человека. Но идея "Бога" здесь тоже примитивна до смешного: "Господь" будто бы испугался и смешал языки строителей… Эти столь недостойные представления о "Боге" отбрасывают тень сомнения и на первые страницы книги Бытия — на их религиозную ценность.

С Авраама (Бытие, гл.12) начинается история еврейского народа. Приведу выдержки из писем, которыми обменялись по поводу ветхозаветной истории два верующих человека:

"… Понятным становится, почему католическое духовенство запрещало мирянам читать Библию, почему англосаксы, не выпускавшие из рук Библии, могли совершать такие невообразимые пакости над своими "меньшими братьями" в Азии и Африке….Все эти ревнители веры Авраамы, Исааки и Иаковы, все эти Давиды и Соломоны, при ярком дневном освещении оказываются жуликами, вралями, кровожадными распутниками… И благочестивые иудейско–изральские царьки столь же яростно избивают не только своих противников, но обязательно и их жен, детей, стариков, слуг и даже волов и ослов, как это делают и неблагочестивые царьки"…

На это отвечал один выдающийся священник:

"… Ваши недоумения понятны мне. Виновато в них прежде всего церковное учительство: оно не разъясняет смысл ветхозаветной истории. и люди начинают рисовать себе Давида, например, в виде кроткого псалмопевца в духе средневековых икон. А когда они берут в руки Библию — оказывается, что он человек суровый, страстный, жестокий и просто коварный. И получается недоразумение. А на самом деле Давид действительно достоин всяческого уважения и даже, если хотите, и титула "кроткий", но не в свете наших современных христианских этических норм. Да, он жесток, да, он груб, но скажите, положа руку на сердце, какой другой восточный деспот того времени перенес бы то, что перенес Давид от пророка Нафана, в глаза обвинявшего его в убийстве Урии; или какой человек вел бы себя так, как вел себя Давид во время восстания Абшалома? Пора оставить мысль о том, что Давид — это христианский святой. Он — великий еврейский царь, который, несмотря на черты грубости и варварства, присущие эпохе, стоял на голову выше современников по своему благородству. Вы говорите: почему все эти ветхозаветные цари убивали "во имя Божие"? Здесь снова недоразумение. Вы мыслите себе ветхозаветную религию статичной, готовой и притом такую, какую вы ее вычитали из скверных учебников так называемого Закона Божия. Но это представление не соответствует ни науке, ни Библии. В священном Писании дается эволюция религиозной истории Израиля — от примитивных представлений эпохи патриархов до национального монотеизма Моисея и от синкретической религии эпохи судей и первых царей, когда Богу Иагве (Иегове) поклонялись наряду с Ваалом, Астартой, Анат и другими богами, до пророков, которые явились величайшими религиозными гениями всех времен и народов. Они возродили монотеизм Моисея, забытый в период завоевания Ханаана, но превратили его в универсальный, этический монотеизм… Ветхий Завет есть памятник нашего — христианского — религиозного прошлого. Он "ветх", т. е. стар, но в нем есть и вечно юные элементы. Никто не требует от христианина равного отношения к Евангелию и к книге Иисуса Навина. Но христианство есть религия историческая: оно не висит в воздухе, а родилось, как результат Богочеловеческого процесса. В этом процессе человеческой стороной была история Израиля, отображенная в Библии без фальшивой елейности, а с беспощадной правдой в своем конкретном развитии от первобытного национального монотеизма до пророков и апокалиптиков…. Не надо забывать, что откровение никогда не давалось людям в готовом виде, а постепенно раскрывалось их огрубевшему сознанию. Этот закон необычайно ярко виден на примере истории богоизбранного народа. Религия Авраама — это не религия Моисея, религия Моисея — не религия эпохи судей, религия Давида — это не религия Амоса или Исайи, религия Торы, Закона — это не религия апокалипсисов и уж, конечно, не религия Евангелия"…

Грандиозное недоразумение заключается в том, что Ветхозаветная Библия, которую в большей ее части мы должны бы рассматривать как историю еврейского народа и его несовершенных религий — историю во многом лишь отрицательно–поучительную, — ветхозаветная Библия поставлена у нас в положение абсолютной святыни. В том‑то и дело, что у нас в одной Книге переплетены вместе история злодеяний Иисуса Навина (которого можно назвать еврейским Гитлером) и Евангелия Иисуса Христа. В святоотеческих творениях цитаты из Ветхого Завета приводятся на совершенно "равных правах" с новозаветными. Правда, отцы и учителя старались истолковать все в ветхозаветной Библии как прообразы и пророчества. "Амалекитяне" и другие враги древнего еврейства, с которыми оно вело беспощадно- истребительные войны — это бесы, духовные силы зла в нашем сердце. Любовная "Песнь Песней" — это прообраз любви Христа и Церкви. "Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень" (Псалом 136) — это дышащее дикою злобою пожелание пленных иудеев вавилонским матерям истолковывалось как наставление об истреблении начатков греховных помыслов в подвижнической жизни христианина… Но вместе с благочестивыми перетолковываниями на почитателей ветхозаветной Библии должен был воздействовать и самый дух первобытных еврейских религий. Вероятно, правильно догадывался первый корреспондент об антихристианском влиянии Библии на поведение колонизаторов. Положительно можно утверждать, что в Ветхозаветной Библии находили свое оправдание религиозные войны и преследования Средних веков. У нас на Руси протопоп Аввакум мечтал — уж как бы он по священному ветхозаветному образцу расправился с никонианами: "я бы их, что Илия — пророк, всех перепластал во един день"… Петр Великий всерьез спрашивал архиереев — как ему поступить с сыном, уличенным в измене; и получил в ответ вместе с робким упоминанием евангельской притчи о блудном сыне также и прямое указание на священный иудейский закон, что злословящий отца или мать должен быть предан смерти… Петр выбрал священный Закон.