Рольф Эдберг - Письма Колумбу. Дух Долины

Автомобиль стал чудовищным пожирателем земель. Он поглощает их прямо, требуя все больше автомагистралей, на которых ежегодно погибает четверть миллиона людей и куда больше калечатся, главным образом в странах с наиболее высокой плотностью автомашин. Он поглощает земли косвенно, стимулируя взрывной рост предместий вокруг городского ядра, — рост, который в свою очередь больше любых других факторов увеличил приток транспортных средств в города с той поры, как был изобретен двигатель внутреннего сгорания.

Все больше людей вынуждены ежедневно совершать все более дальние поездки. Когда автомашин было мало, они дарили комфорт немногим. Когда их стало много, образовались всеобщие трущобы на колесах. Автотранспорт грозит задушить движение.

Бетон и автомашины способствуют созданию особого городского климата, не такого, как в сельской местности. Пока что это локальный климат, но бурное развитие урбанизации может изменить масштабы.

Нередко летом в большом городе царит гнетущий зной. Солнечные лучи не улавливаются зеленью, которая умеет извлекать из них живительную энергию: зелени нет. Отражаясь от вертикальных и горизонтальных плоскостей камня, бетона, асфальта, они с удвоенной силой поражают людей. Ночь не приносит прохлады: каменные громады источают жар, накопленный за день.

Жарче всего в центре города. Карта температур напоминает топографическую карту острова, поднимающегося из моря; недаром говорят о «тепловых островах», столь непохожих на острова, обнаруженные Вами. Чем больше город, тем обширнее «тепловой остров» и тем выше его «горы». До десяти делений на измерительном приборе, названном по фамилии шведского астронома Цельсия, отличают деловое ядро города от окружающей сельской местности.

Характер ветров меняется, когда они не скользят над волнами или мягкой листвой, а упираются в неровные массивы домов. Ритм воздушных потоков нарушается, дробясь на беспорядочные злые порывы в провалах улиц.

В детстве меня учили, что воздух невидим. Когда я вырос, пришлось переучиваться. В уличных тоннелях современного города воздух часто очень даже видим; в разгар дня он сгущается в желтую мглу, полную частиц, извергаемых прежде всего автомашинами. И чем виднее воздух, тем хуже видно небо.

В большом городе говорят уже не о чистом воздухе, а о незагрязненном, ибо речь идет об исключениях. Самый скверный воздух в наиболее промышленно развитых странах.

Такой воздух усугубляет парниковый зной в летнем городе. К тому же многие частицы притягивают влагу, образуя характерный городской туман, который мы именуем смогом. Дожди становятся прямо-таки ядовитыми, промывая загрязненный городской воздух. Вода, текущая днем по асфальту после хорошего ливня, токсичностью не уступает мышьяку.

Но самый докучливый род загрязнения — шум, утренний подарок человеку от современной технологии. Тот, чей слух привычен к переменной мелодии ветров, вряд ли сумеет представить себе неустанный гул моторов, преследующий горожанина на улице, на рабочем месте, в собственной квартире, терзающий слуховые нервы и вызывающий чувство, близкое к удушью.

Города, прежде полные жизни и веры в будущее, заболевают, их поражает недуг чрезмерного роста. Недуг этот проявляется в невиданном прежде размахе трущоб и распространяется не только в индустриальных странах, поглощавших богатства планеты, но и в бывших колониях, откуда эти богатства выкачивались. Правда, течение болезни и тут неодинаково.

В крупных городах индустриальных стран само ядро подвергается коррозии. Сколько-нибудь преуспевающие семьи покидают гнетущую среду, плод скученности, транспортного хаоса, шумов и загрязнения воздуха. Пустующие дома приходят в негодность. Возникает мобильность нового рода: два потока людей встречают друг друга, сталкиваются между собой. Если «имущие» перебираются в быстро растущие предместья, то «неимущие» заселяют брошенные кварталы делового центра. Образуется социальная брешь между предместьями и городскими трущобами, которая по закону всеобщего взаимодействия стимулирует двойную миграцию. Так обстоит дело в Нью-Йорке. В Париже. В Риме. В Токио.

В Супер-Европе, именующей себя Соединенными Штатами Америки, оставленные белыми городские кварталы занимают прежде всего потомки тех, кто некогда был оторван от африканского крааля. В североамериканских больших городах сплошь и рядом негритянское гетто простирается в тени небоскребов банков и фирм. Отсюда новые коллизии между расами.

Другая сторона проблемы ожидает покидающих центр. Те, кто надеялся на более покойную среду и близость природы, скоро обнаруживают, что предместья подталкивают друг друга и зеленый горизонт отодвигается все дальше. Тем не менее иногда предместье приобретает характер приветливого дачно-садового поселка. Но чаще всего это стандартный город — без традиций, без самобытности, без органических функций, с крайне однообразными и весьма уродливыми жилищами типа «используй-брось», где никто не чувствует себя по-настоящему дома, не называет город родным, а потому и не чувствует какой-либо ответственности за него.

Что до городов в бывших колониях, то здесь предместья образуют все более широкую полосу трущоб вокруг городского ядра. Поскольку эти города вначале ограничивались ролью торговых центров, ускоренный процесс урбанизации — в отличие от старых индустриальных стран — опередил в них индустриализацию. К тому же, когда освободившиеся колониальные страны вступили в индустриальный век, технологическое развитие уже сократило потребность предприятий в неквалифицированной рабочей силе. Города не могут переварить приток людей, ставших лишними в деревне. И городские окраины становятся местом сбора тех, кого развитие оттеснило в излишек.

Остров, с которого я Вам пишу, может служить миниатюрной иллюстрацией того, что сейчас происходит в Латинской Америке, Африке и Азии. Со всех сторон ограниченный морем, он удобен для сравнения. Девяносто пять процентов его двухмиллионного населения составляют потомки тех, кого невольничьи суда привезли на плантации сахарного тростника. С тех пор как лет десять назад был спущен британский флаг и его место занял черно-зелено-золотистый символ независимости, островитянам в их новом океаническом отечестве приходится распутывать проблемы, унаследованные от колониальной поры.

Прирост населения велик. Сырья мало, промышленных предприятий и того меньше. Земля способна прокормить лишь меньшинство. Часть уроженцев Ямайки ищет спасения от нищеты, уезжая в Англию, где вместе с азиатами, покидающими родину по сходным причинам, они сталкиваются с типичной для «содружества» реальностью, имя которой — британский расизм.