Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т. 4. Дерзание.Роман. Чистые реки. Очерки

— Сравни! — потребовала Донара, приподнимая вторую, не тронутую хирургом ногу Лили. — Чувствуешь: никакой разницы. Пока она лежала семьдесят дней на вытяжении после операции, кость восстановилась полностью. Заросла! Вот как! — Милые черные глаза засветились торжеством. — Костная пластинка в позвоночнике тоже прирастет и устроится как надо. Сначала она будет там вроде подпорки, а потом, потом… позвоночник ее, как это… ассимилирует. Так ведь, да?

— Да! — хором ответили девочки, немножко насмешливо, немножко завистливо разглядывая свою гостью.

— Мы теперь сами все знаем не хуже врачей. Будем потом сгибаться, как угодно, а горб исчезнет. И кто еще не успел вырасти, вырастет.

Это опять прозвучало для Наташки как сказка, напомнив ей о намерении учиться на доктора, чтобы выпрямлять горбы. Конечно, она не представляла себе всей сложности и трудности дела, но если больные не боятся, если они сами требуют… Тем более, что кость, подставленная к позвоночнику, потом не мешает, а место на ноге, где ее выдолбили, зарастает, заполняется заново.

— Только долго надо лежать.

Донара вздохнула.

— Тут уж ничего не поделаешь! Но время зря не теряем: начались занятия в школах, и мы тоже учимся. К нам приходят преподаватели по всем предметам. Те ребята, которые на вытяжении, занимаются лежа. В этой палате лежит седьмой класс, а хочешь, посмотрим другие классы?

Но выйти девочки не успели: в дверях показались палатный врач и Леонид Алексеевич в белых халатах и круглых, как у поваров, колпаках.

— Ты здесь? Мы тебя потеряли и решили, что ты убежала домой, — сказал Наташке немножко удивленный Злобин.

— Я тут познакомилась… Вы и совсем горбатых распрямляете?

— Если позвоночник согнулся в петлю и косточки его сплющились и слились, тут уже не растянешь. Но сгладить горб все-таки можно. Вот Раечку твою мы сумеем совершенно выпрямить. Она вовремя к нам пришла, у нее кособокость исчезнет бесследно.

— И она вырастет?

— Конечно. — Злобин подошел к койке девочки, ноги которой только что ощупывала Наташка. — Сейчас попробуем поднять тебя, Лиля.

И все больные, сколько их было в палате, повернули к ней головы. Палатный врач, пожилая полная женщина, распахнула Лилину рубашку и провела рукой по гладкой спине подростка.

— Совсем другое дело! — Она улыбчиво взглянула снизу на гиганта Злобина. — Помните, какая торчащая лопатка у нее была? Хотя кому же помнить, как не вам: вы ведь эту «насмешку природы» ликвидировали. — Она еще сильнее наклонилась, подвела руку под бок и грудь девочки. — Ну, вставай, Лилечка! Только осторожно.

— Боюсь! — Капельки пота сразу выступили на нежной коже Лили.

— Не бойся! Дыши глубже. Ну что ты дрожишь, глупенькая, как ребенок пятилетний! Я ведь держу тебя! Ставь ногу. Другую! Пошли! — И врач тихонько повела ее по комнате, в самом деле похожую на ребенка с пушистыми кудрями, в коротенькой рубашонке и шлепанцах, поспешно насунутых на ее маленькие ножки Донарой.

Все девочки в палате, приподняв головы, сочувственно-весело смотрели на это зрелище и вдруг дружным хором спросили:

— Хорошо?

— Хорошо! — ответила Лиля, обеими руками держась за врача и сосредоточенно глядя перед собой лучащимися от счастья глазами.

Наташка, затаив дыхание, наблюдала за тем, что происходило, потом взглянула на Злобина. А он в этот момент думал:

«Разбили старую поговорку, что горбатого могила исправит. Мы сами, своим разумом и своими руками, исправили горбатого. Хотя не сразу дошли до того. Хотя били нас во время оно, как сейчас долбают Решетова и Аржанова. Комиссии тоже были. Как же! Не все обходилось гладко: и остеомиелиты случались, и смерть заглядывала в операционную: ведь попадались очень слабые больные… А сколькие из них живут теперь и здравствуют и хорошеют».

Он радостно улыбнулся, а Наташке захотелось подбежать к нему и расцеловать его за то, что он умеет так лечить, и потому что он такой несчастный дома. Теперь Наташка решила окончательно: она будет учиться на врача.

Когда Иван Иванович вернулся из консерватории, то ни Вари, ни Мишутки не оказалось дома: не дождавшись его, они уехали вместе с Решетовыми на дачу.

— Вам записка от тети Вари, — сказала Наташка, едва он перешагнул порог комнаты.

Иван Иванович, еще полоненный звучанием музыки, ласково посмотрел на девочку, взял от нее свернутый вчетверо листок и сел к столу, возле которого хлопотала Елена Денисовна. Она расставляла тарелки, доставала из-под нарядной «бабы»-грелки кастрюльку, закутанную в маленькое, точно кукольное, стеганое одеяльце.

— Я вам цыпленка приготовила…

— Спасибо. Давайте цыпленка. — Ивану Ивановичу после всех треволнений не хотелось есть, да и час был поздний. Но можно ли обидеть Елену Денисовну, отказавшись от любовно приготовленного кушанья, спрятанного в теплые вещи, сделанные ее же неугомонными руками?

— Как у вас дела? Как чувствует себя ребятенок, которого мы с вами отходили? — спросил он, даже не заглянув в записку Вари.

Елена Денисовна заметила это, нахмурилась, но вопрос о новорожденном тронул ее.

— Ничего, слава богу! Кричит и кушает хорошо. Но у нас ведь и уход! — с улыбкой похвасталась акушерка. — Боремся всеми силами за здоровую мать, за здоровенького ребенка.

— А как вы боретесь, мама? — вмешалась Наташка.

— Ты! — Елена Денисовна с досадой взглянула на дочку.

— Я сегодня тоже была в больнице, — с торжеством воскликнула Наташка.

Ей не терпелось рассказать о своих впечатлениях, но не представлялось возможности: то ее в магазин гоняли, то надо было уроки готовить. Мать и Варя суетились, собирая продукты на дачу (ведь завтра выходной день), возились в кухне. И некому и некогда было объявить о своем окончательном решении избрать профессию врача. Не Мишутке же!

Сейчас сложилась как раз подходящая обстановка: два дорогих человека завели разговор на медицинскую тему.

— Сегодня я смотрела, как выпрямляет горбатых Леонид Алексеевич, — торопливо продолжала Наташка, боясь, что сейчас ее оборвут и помешают выложить то, что волновало ее. — Мне там все показали. Операции я не видела, это, конечно, не позволили, но остальное все-все! Палаты, как лежат привязанные на койках с натяжением… с вытяжением. Учатся лежа, а обедают, стоя на коленках. Им нельзя сидеть. Они или стоят, или лежат, чтобы не кривился позвоночник. Сегодня одна, ее зовут Лиля, вставала первый раз после операции. Она совсем распрямилась. Девочки так смотрели на нее! Они заботятся, ухаживают друг за другом, просто до слез! Кто может ходить — причесывает тех, кому нельзя вставать. Бантики и все такое… Еще не научились выпрямлять старые горбы: там что-то срастается насовсем, но сверху немножко можно выровнять. Я теперь хочу быть только врачом, и обязательно хирургом, буду лечить это самое… Таких, как Лиля.