Рон Пол - Покончить с ФРС

Мой отец придерживался строгих взглядов. Он верил в то, что все должны соблюдать законы и повиноваться правительству. Однако по субботам мы ходили с ним в мясную лавку, где мяса было сколько пожелаете: оно продавалось дорого и без карточек. Очевидно, стоило иногда немного нарушать закон, чтобы прокормить семью. Кажется, никто и не стремился ничего скрывать. Бизнес процветал, а лавка находилась через дорогу от полицейского участка. Пожалуй, это был мой первый опыт, который показал, как свободный рынок решает проблемы, созданные правительством.

К сожалению, мы не многому научились. Даже сегодня, когда мы всеми силами пытаемся выйти из гигантского экономического кризиса, правительство упорно вмешивается в ценовую политику, диктуя стоимость товаров и услуг. Чем глубже становится кризис, тем больше правительство вторгается в механизм ценообразования. Поэтому сегодня существует огромный черный рынок товаров и труда.

Потребность в подпольной экономике не в последнюю очередь возникла в результате того, что наш налоговый кодекс крайне неудачен. Эта потребность, несомненно, будет расти по мере ухудшения экономической ситуации. С экономической точки зрения такая теневая деятельность выгодна, несмотря на громкие стенания политиков о том, что правительство недополучает миллиарды долларов дохода от налогов. Если рынок перестанет функционировать, теневая экономика расширится в геометрической прогрессии. Экономика некоторых стран держится на плаву только за счет подпольного рынка.

По окончании Второй мировой войны экономическое положение улучшилось. Мои дедушка и бабушка жили неподалеку от нас и владели участком земли, который подумывали продать. Помню, отец советовал бабушке так и сделать, но она сомневалась. Ее волновал вопрос денег. Мой дед родился в Германии, переехал в Соединенные Штаты в возрасте четырнадцати лет и обосновался в Питтсбурге. Бабушка родилась в Америке, но ее родители тоже иммигрировали из Германии. В 1926 году они гостили в Германии у своих родственников. Уверен, им рассказывали об инфляции 1920-х годов, и это повлияло на их взгляды.

Помню, как бабушка ответила на уговоры отца. Она считала, что землю продавать не следует, за нее нужно держаться «на случай, если деньги испортятся». Несмотря на то что инфляция в послевоенных Соединенных Штатах была достаточно умеренной по сравнению с тем, что происходило в 1923 году в Германии, бабушка, очевидно, имела определенные основания для опасений.

Вскоре после войны контроль над доходами и ценами был снят и розничные цены резко выросли, что, вероятно, стало дополнительным поводом для беспокойства моей бабушки. Розничные цены увеличивались в результате обесценивания денег, предназначенных для финансирования войны. Моя бабушка была набожным человеком и прекрасно знала Библию. Она читала книгу Бытия 47:15 — «И серебро истощилось в земле Египетской и в земле Ханаанской. Все Египтяне пришли к Иосифу и говорили: дай нам хлеба; зачем нам умирать пред тобою, потому что серебро вышло у нас?» Проблема, с которой мы столкнулись, была известна давно, еще во времена Древнего Египта. Обесцененная валюта вызывает крах. Правительства теряют способность управлять деньгами.

Несмотря на то что доллар падал медленно и незаметно, глубокая обеспокоенность существовала еще до того, как президент Никсон в 1971 году отменил то, что осталось от золотого стандарта. Во время войны в Корее, равно как и в течение всех 1970-х, инфляция была такой серьезной, что ее решили замаскировать путем введения контроля над доходами и ценами.

Политики в сегодняшнем Вашингтоне, как обычно не обращающие внимания на опасность инфляции, не выказывают никакой озабоченности по поводу доллара или действий Федеральной резервной системы. Напротив, их пугает дефляция. Давайте задумаемся, что такое дефляция . Дефляция, уменьшение денежной массы в обращении, в действительности может выполнять очистительную функцию для экономики. Она заставляет банки ужесточать стандарты кредитования и побуждает бизнес действовать более сдержанно. Дефляция может представлять определенные трудности для правительства, поскольку обслуживание долга становится дороже. Но ничто из этого не должно вызывать сожаления.

В другом определении дефляция связывается с падением уровня цен. В сущности, это и означает, что ваши деньги со временем дорожают. И это не повод для огорчения. Бизнес может действовать и процветать и в таких условиях: посмотрите, как развивалась компьютерная и программная индустрия начиная с 1980-х. А если мы взглянем на последнюю четверть XIX века, то убедимся в том, что тогда повышение покупательной способности ( дефляция ) сопровождалось величайшим периодом экономического роста в мировой истории, когда преимущества капитализма распространялись на все общественные сектора.

Итак, я не считаю дефляцию угрозой. В сущности, столкнуться с такой «угрозой» было бы для нас большой удачей! Реальная угроза, которая стоит перед нами, это ее противоположность. Беспокойство, которое выражала моя бабушка, возможно, было чрезмерным и преждевременным, но мы как нация готовим почву для «порчи денег», как это было в Германии. Возможно, этот день ближе, чем мы способны представить.

Сторож нашей начальной школы в Гринтри, штат Пенсильвания, был интересным человеком. Он казался этаким старым мудрецом, по крайней мере мне. Пожалуй, все мои однокашники помнят Вилли (Вильяма Фоли). Он следил за всем зданием школы сам, без единого помощника. Только в летние месяцы некоторые из нас подключались к работе — мыли стены и окна и красили их. Нам было по двенадцать-тринадцать лет, и я уверен, что никто и не думал про законы о детском труде. Определенно, нам платили меньше доллара, поскольку в то же время я работал в аптеке за 35 центов в час. Мой опыт работы в аптеке сослужил мне очень хорошую службу — во время учебы в колледже я получил должность администратора в кофейне Bullet Hole, где собирались студенты Геттисбергского колледжа.

Работа с Вилли и его философские рассуждения меня на многое подвигли. Пожалуй, он научил меня жизни не меньше, чем любой из моих учителей. Вилли был из тех людей, которых помнишь всегда.

Он рассказывал о жизненных невзгодах, но при этом играл своего рода роль полицейского. Будучи «простым» сторожем, он обладал некоторой дисциплинарной властью, во всяком случае легко мог докладывать в высшие инстанции о нашем плохом поведении. Но в отличие от многих он нередко предупреждал нас, давал советы и защищал от строгих взысканий в тех случаях, когда о каких-то наших проступках узнавал директор. Директор был ветераном Первой мировой войны, его голос так и не восстановился полностью после пережитой газовой атаки. Он был убежденным приверженцем суровых телесных наказаний. Поэтому большинство из нас считали Вилли настоящим другом.