Василий Песков - Война и люди

— Перевозить будет Анастасия Антоновна, — сказал лейтенант, выжимая воду из гимнастерки. — Первыми пусть садятся раненые.

До рассвета длилась трудная переправа.

…Год 1944-й. Война уже шла далеко. Однажды в село завернула машина. Запыленный, увешанный орденами майор разыскивал «Антониху лодочницу». Антонихи дома не было, а майор, видно, очень спешил. Оставил у соседей мешок с мукой, сахар, полпуда масла, солдатские консервы, сверток парашютного шелка и короткую записку: «Антонихе с благодарностью от знакомого лейтенанта. Жалко, что не застал. Но увидимся непременно». Может, не суждено было увидеть майору конец войны. А может, жив-здоров и не забыл еще переправу на Дону июньской ночью 1942 года.

…Год 1946-й. В бредень возле берега попала какая-то занятная вещица — не то замок от орудия, не то прибор какой.

— А что, если мотоцикл разыскать? — Антониха хорошо помнила место, где опрокинулась лодка.

Снарядила бредень. На нижний край кирпичей навязала… На третьей проводке бредень зацепился за что-то. Опустила Антониха в этом месте камень и по веревке — в воду. Так и есть — мотоцикл!

В МТС добыла тросик, на берегу вороток сделала. Целый день потихоньку, чтобы не повредить, раскачивала наполовину затянутую песком машину. Вытащила! В коляске почти как новые лежали патроны и диски от автоматов. Все село сбежалось глядеть…

Два месяца не видели Антониху на реке. Развинчивала, протирала, собирала и снова развинчивала машину, четыре года пролежавшую под водой. Каким чудом изучила ее Антониха, трудно сказать. Только в конце лета, пугая кур и приводя в восторг ребятишек, промчалась она по поселку на луг и целый день колесила там, изучая повадки «железной лошади», как сама она в шутку стала звать мотоцикл.

Сейчас в селе много и мотоциклов, и велосипедов, и даже у кого-то автомобили есть.

У Антонихи громоздкая, старого образца военная машина выполняет самую прозаическую работу. Вязанки сена, дрова, грибы, лесные груши и рыбу доставляет она на мотоцикле домой. Фантастическую картину представляет эта машина. Отовсюду торчат проволоки, накладки, приварки. К мотору приращена большая деталь от трактора. Но ездит мотоцикл! Иногда только ребятишкам приходится помогать старухе толкать его на гору.

— Много хлопот с этой «лошадью», — смеется Антониха, — а бросать жалко — люблю быструю езду. Да и ноги уже не те. До леса долго идти, а на этом звере — в два счета…

При отъезде из села я попросил Антониху подвезти к пристани.

Честное слово, я не встречал более уверенного водителя! Но почти у самой пристани старенькая машина вдруг зачихала, что-то случилось в ее перебинтованном проволокой организме.

— Ничего, сейчас поправлю, — сказала Антониха. — Вам, однако, пешком советую — могу задержаться.

Я сделал снимок на память, и мы попрощались.

С палубы парохода я долго глядел на прибрежную улицу: не покажется ли Антониха? Наконец, когда пароход уже сделал у пристани разворот, на дорогу вырулил мотоцикл. Антониха по берегу обогнала пароход и остановилась на пригорке.

Я снял шапку: до свидания, Антониха!

1959 г.

Его зовут Георгий Георгиевич. Он директор зоологической базы и дрессировщик. Ему пятьдесят два года. Последние восемь лет я знаю этого человека. Мы подружились, и я, кажется, знал все о его прошлом. Он родом из Кирова. Двенадцати лет стал ходить на охоту. Однажды попал в лапы медведю и не погиб потому только, что был хладнокровным — под медведем сумел приподнять ружье и выстрелил зверю в пасть. После этого, истекая кровью, он шел по тайге двадцать четыре версты, и только на пороге дома силы его покинули. В лесном поединке с браконьерами он получил пулю в бедро, а после операции снова пошел по следам браконьеров. Он побывал во многих зоологических экспедициях. Ловил архаров в Китае, ездил в Норвегию за бобрами, был в Турции и Финляндии.

Студентом Шубин ушел добровольцем на фронт. После войны был директором Печерского заповедника. Тут надо бы не спешить и рассказать подробно о десяти годах «печерской работы». С ученым Кнорре он попытался приручить лосиное стадо. И дело пошло на лад. На лосях уже возили в тайгу провиант охотникам, доили лосих. Научный эксперимент сулил большую хозяйственную выгоду, но, как это часто случалось, хозяйственники как раз и не дали дороги новому делу: «Свиней не знаем, как уберечь, а вы тут с лосями…»

Я встретил Шубина во Владимирской области, где зверей готовят сниматься в кино. Мы по многу часов говорили за столом, у костра, в поезде по дороге в Москву. Должен сознаться: того, о чем сейчас расскажу, я не знал до последнего месяца. Может, и теперь не знал бы, каким человеком Шубин был на войне, если бы не письмо генерала: «Товарищ корреспондент, в заметке упомянута фамилия человека. У нас в дивизии был разведчик. Пришлите, пожалуйста, адрес». И подпись: генерал А. Хвостов.

Мало ли Шубиных. И мало ли было разведчиков. Я отослал адрес без уверенности, что это тот человек, которого генерал ищет. Я уже забыл о письме, но при встрече Георгий Георгиевич заговорил первым: «Понимаешь, мой генерал отыскался…» Мы собрались к генералу в Москву. Шубин порылся в комоде, и я увидел награды: три ордена Боевого Красного Знамени, орден Славы и орден Красной Звезды, орден Отечественной войны, четыре медали. Он сознался: «За десять последних лет первый раз надеваю».

В Москве, за Измайловским парком, отыскали квартиру. Двери открыл пожилой человек в пижаме.

— Шубин!.. Два немолодых уже человека, обнявшись, молчат. Двадцать лет командир дивизии Алексей Яковлевич Хвостов не видел разведчика…

До утра мы сидим за столом генерала. И потом еще целый день. Двое людей вспоминают…

«На войне разведчик — это солдат самой высокой квалификации. Ему достаются все тяготы солдатской жизни и во много раз больше, чем остальным, — опасность, риск, ответственность. Не всякий даже хороший солдат мог быть разведчиком».

«Когда приходило пополнение в часть, командиру разведки давали первому выбрать людей.

— Кто хочет в разведку?

Из тысячи сотня людей делала шаг вперед. Я говорил с ними и оставлял десять. Из десяти два-три становились разведчиками. Чаще всего это были охотники, умевшие неслышно ходить, умевшие выследить, стрелявшие хорошо…»

Разведка была глазами дивизии. Однажды генерал, наблюдая линию немецких окопов, удивился: «Февраль месяц. Где это молодцы успели так загореть?» Разведка подтвердила догадку — пришло подкрепление из Италии. Разведка ходила на связь с партизанами, водила в тыл к немцам людей. Ходила брать «языка».

Почти каждые десять дней нужен был пленный. На фронте так было: десять дней нет пленного, батальон идет в бой, двадцать дней «языка» нет — полк идет боем захватить пленного. Так важно было знать планы и тайны противника. Полк, где служил Шубин, не ходил брать пленного боем. И по этой причине сколько было солдат в дивизии, столько было и благодарных друзей у разведчиков!