Игорь Фесуненко - По обе стороны экватора

А карнавал был в ботекине «Лузитания» столь же популярной темой, как и футбол. Потому, во-первых, что в Бразилии в любом месте, где собираются больше трех человек, разговор рано или поздно зайдет о карнавале. И потому, во-вторых, что почти все обитатели Санта-Марты участвовали в одной из самых известных в Рио школ самбы, которая вот уже два с лишним десятилетия существовала в этой фавеле и называлась «Академикос де Санта-Марта», то есть «Академики из Санта-Марты». Естественно, для большинства «академиков» «Лузитания» была любимым местом встречи, и за стойкой Старого Педро собирались по вечерам многие самые известные фигуры этого странного и романтического мира, именуемого «школа самбы». Каждый из них достоин не только упоминаний в этих моих записках-воспоминаниях, но и подробного рассказа. Даже отдельной книги. Но, увы, такое предприятие мне не по силам, поэтому ограничусь лишь беглым перечислением некоторых наиболее ярких звезд Санта-Марты и завсегдатаев «Лузитании», с которыми удалось познакомиться, а иногда даже и подружиться, чем я особенно горжусь. И эта гордость понятна и оправданна, если учесть, что для них я был чужак, иностранец, «сеньор доктор». Тем приятнее сознавать, что этот «чужак» смог в какой-то степени завоевать их доверие и даже дружбу, что при появлении русского журналиста в «Лузитании» никогда не смолкали споры и никогда не отворачивались лица. И именно с помощью этих людей мне удалось войти в мир карнавала, постичь его законы, проникнуться его атмосферой и даже заболеть обычной для каждого бразильца, но неведомой для «сеньоров докторов» предкарнавальной лихорадкой и жадным ожиданием победы. Потому что нет в жизни бразильца (я имею в виду подавляющее большинство простых сынов этой земли) большей радости, чем победа на карнавале, и нет большего горя, чем неудача их школы самбы.

…Чувствую, что читатель уже начинает постепенно раздражаться: из-за обилия не совсем понятных терминов, необъясненных названий и имен. И предвижу раздраженные, но вполне закономерные вопросы. Что означает, например, «победа на карнавале»? Разве карнавал — это спортивное состязание? Или, к примеру, что такое «школа самбы»? Вуз или учебное заведение низшего звена?

Да, читатель, вы правы: прежде чем представить вам «академиков» из Санта-Марты и рассказать о трагедии, которая потрясла их и раскрыла всю сложность, драматизм и полифонию человеческих отношений в мире бразильской фавелы, необходимо сделать некоторые пояснения. Они помогут войти в курс дела, освоить и понять специальную терминологию, без которой просто невозможно продолжать рассказ. Словом, предлагаю вам небольшой информационный экскурс в историю и теорию бразильского карнавала. «Истории», впрочем, будет не очень много. А теории — и того меньше.

Опустим описание карнавала столетней давности, участники которого развлекались в основном обрызгиванием друг друга водой, случалось, не слишком чистой. Не будем вдаваться в детали карнавальных шествий начала XX века, чинно двигавшихся под мелодичные звуки вальсов и полек по узенькой улочке Оувидор в центре Рио. Пускай седовласые поэты и восторженные почитатели старины, с умилением смахивая слезу, вспоминают увитые белыми лентами экипажи, с барышнями в кринолинах и кружевах, осыпающими серпантином и конфетти напомаженных гимназистов. Нас интересует лишь последний этап многовековой истории карнавала, начинающийся в середине 20-х годов нашего века после возникновения печально знаменитых фавел и рождения школ самбы.

Что такое «фавела» — знают все. Эти скопища убогих лачуг и грязных бараков появились в Рио уже в начале XX века, когда тысячи бедняков, в основном негров и мулатов, хлынули в столицу из пораженных засухой северо-восточных штатов страны, спасаясь от голодной смерти. На склонах гор и холмов, рассекавших город на отдельные районы, иммигранты облюбовывали для своих бараков места, достаточно близкие от богатых кварталов Рио (где обитатели фавел искали себе работу в качестве дворников, прачек, сторожей, служанок, мойщиков машин) и достаточно мало интересующие городские власти. Расползавшийся по берегу океана город в то время еще жил по принципу «умный в гору не пойдет» и не обращал внимания на холмы, где трудно было строить дома и заниматься урбанизацией, где не было воды и невозможно было наладить канализационную систему. Поэтому-то их безнадзорные склоны и становились приютом бедняков. Именно там и родилась бразильская самба — зажигательный ритм, впитавший в себя страстность ритуальных танцев Африки — колыбели негритянской культуры. Именно там, в фавелах, возникли первые школы самбы — народные клубы, объединявшие любителей петь и танцевать самбу.

И тут возникает вопрос: откуда появилось это парадоксальное (если учесть, что участники этих клубов в большинстве своем неграмотны) название «школы самбы»? На этот счет существует несколько версий. Одну из них рассказал мне Жоан Салданья, знаток не только футбола, но и карнавальных традиций.

— В то время, когда самба только-только появлялась, она считалась чем-то предосудительным. А содружества ее любителей рассматривались чуть ли не как сборища хулиганов. Поэтому любители самбы, возвращаясь с таких ежевечерних «сходок», в ответ на вопросы «где был?», «что делал?» отшучивались: «Мы были в школе, понял? Почему вечером? Потому что бедняк днем работает и только вечером может учиться».

Так и привилось название «школа» к этим шумным, безалаберным сборищам, сумевшим преобразить добропорядочный чиновничий карнавал вальсов и полек в яростное состязание и непримиримый спор, возобновляющийся с новой силой каждый год. В «праздник инстинктов, когда все социальные и прочие различия отброшены прочь и растоптаны веселящимся народом», как сказал о нем шведский писатель Артур Лундквист. В «ежегодно празднуемое бракосочетание Бразилии и Африки, культ смешения черной крови невольников, белой крови европейских эмигрантов и фиолетовой крови индейцев. Реванш черной крови, навязывающей другим свой ритм и свой жар уже самим фактом своего присутствия» — так писал француз Пьер Рондьер. В «один из величайших спектаклей народного искусства», как его назвал американский журнал «Лайф». Или в «коллективную истерию, размах и накал которой не имеют ничего подобного в целом мире», как его охарактеризовал французский журнал «Пари-матч».

Впрочем, бразильский врач-психиатр Давид Акштейн придерживается несколько иной точки зрения. Если «Пари-матч» сравнивает карнавал с разгулом истерии, то Акштейн, выступая на конгрессе психосоматической медицины в Париже, наоборот, отнес его к числу весьма действенных средств лечения нервного истощения и неврозов. Своему несколько необычному методу «лечения самбой» профессор Акштейн придумал даже специальное наименование, которое уже одним своим размером отметает всякие сомнения в эффективности этой лечебной процедуры: «Терпсихоретрасотерапия»… Открытие доктора Акштейна произвело на меня такое впечатление, что, рискуя показаться назойливым, я рассказываю о нем в каждой своей статье и книжке, если речь в ней заходит о бразильском карнавале.