Виталий Севастьянов - Румбы фантастики

Сейчас сидим, отдыхаем, а он все охает, ахает, причитает, закатывает глаза.

Оставить бы его здесь, найти выход и вернуться с вертолетом. Так ведь нельзя. Во-первых, пропадет, сверзится куда-нибудь, ногу сломает. Во-вторых, с голоду помрет. Неприспособленный…

Борис отвлекается от своих ног и со странной какой-то интонацией произносит:

— Юра, давай договоримся, если кто-то… ну… в общем, умрет, то тащить и хоронить не будем. Потом вернемся и заберем…

— Давай, — говорю, а сам думаю: «Это что еще за новости». — Чего это ты вдруг?

— Предчувствия какие-то нехорошие…

— Ты мне эти предчувствия брось! Нашелся прорицатель. Отдыхай лучше… Пойдем скоро.

Нам во что бы то ни стало надо скорее выбраться из этого проклятого дурацкого лабиринта. Слишком многое от этого зависит. И Борис прекрасно это понимает. Но вот не может…

Самым перспективным мне кажется направление вдоль вот этой малозаметной светлой полосочки на полу. По ней и пойдем. Ничего не поделаешь.

— Вставай, Борис, пойдем.

Ох, и надоел он мне за эти три дня, этот Юра! «Идем быстрее, идем быстрее». Автомат, а не человек. Совершенно никакого сочувствия к людям. Может, я не могу так? И ладно, шел бы по-человечески. Я ему сразу сказал: для того, чтобы выйти из лабиринта, надо вести рукой по одной стене, не отпуская. Ему не понравилось. Не тот, видите ли, метод. Он, видите ли, найдет дорогу, по нюху…

Ну и ищет теперь. Ботинки с меня стащил. Походишь босиком по этой почве! Вечно ему все не так.

По я всегда знал, что трезвый ум и спокойная наблюдательность принесут свои плоды. Я давно ждал от этого лабиринта каких-то подвохов, не такой он какой-то. А сегодня во время привала (ему дай волю, так он и привалов делать не будет), наконец, заметил. Если лежа закатить глаза и задержать дыхание, как я это умею, то появляется чувство, ощущение такое, что вот он, выход, рядом, протяни только руку. А задышишь снова — исчезает. Но я-то знаю… Надо только остаться одному… И притвориться получше мертвым. Выход сам собой рядом появится. Мертвых лабиринт не терпит. Уж что-что, а притворяться я умею. Часто приходилось, и всегда неплохо получалось. Хм! Афоризм! Для того, чтобы выжить, надо уметь стать мертвым.

Ладно. Завтра попробуем. Только надо от Юры отвязаться. А то он меня замучает. Только как отвязаться? Ага! Тем же методом. Только бы волочь не вздумал, он может.

— Юра, давай договоримся, если кто-то умрет, то тащить и хоронить не будем. Потом вернемся, заберем.

— Давай.

Легко что-то согласился. Ну, ладно, полдела сделано. Теперь вся надежда на завтра…

Ох, опять идти. Ну, пошли, посмотрим, что ты потом заноешь.

— Да иду уже, иду.

Будь трижды проклят этот лабиринт! Особенно сегодняшним проклятым днем! Сплошная пытка. Сначала Борис кое-как еще шел. Потом начал цепляться за стены. Потом оперся на меня. Вдвоем, стало идти легче, но мешало снаряжение. Сначала я отстегнул от пояса бластер — в кого тут стрелять? Бросил прямо на проходе. Потом дошла очередь до наших поясов и курток. В последнюю очередь я расстался с рацией. Аккуратно положил ее под стеночкой. Все-таки была последней надеждой.

Разгрузились полностью. Но легче не стало. Пару раз Борис падал. Поднимал его, и плелись дальше. Он все бормотал в том смысле, чтобы бросить его, что выхода все равно нет, что ему все равно, где умирать.

Как же нет выхода?

Под ногами светлая полоска. Я уверен, что она к выходу и ведет. Неужели он ее не замечает?

И вот наступило это ужасное. На одном из поворотов Борис резко дернулся, ударился виском об угол. Видимо, ему много и не надо было. Упал. Глаза закатились, не шевелится. Сипеть начал. Я, наверное, очень испугался, потому что следующие моменты как-то не помню.

Теперь вот сижу, осмысливаю. Один я, конечно, выйду быстрее. Но не стало Бориса. Как теперь?

Странно — сколько идем, а лабиринт рассмотрел только сейчас. Шершавые влажные стены. Уходят бесконечно вверх. Сквознячок небольшой. И какая-то надежда светится в дальнем коридоре. Даже не надежда, а намек. Но от этого и стены светлее, и дышится легче. Именно благодаря этому намеку я иду, и живу до сих пор. Что будет со мной, если этого не станет? Умру так же нелепо? Буду метаться в поисках выхода, разбивая в темноте лицо? Нет. Разгляжу, найду в дымной мгле беспросветности слабый отблеск, намек на намек, пусть даже воображаемый, и пойду, побегу к нему! Раздую его своим стремлением, и вот тогда это будет настоящая надежда. А с надеждой можно жить!

Впрочем, пока огонек горит. И белая полоса на полу ведет к нему. Что ж, пошли.

Все-таки я его доконал. Мне и в самом деле нелегко идти было, так что доигрывать приходилось немного. Сначала он бросил весь этот бесполезный хлам, который тащил, а потом я искусно имитировал смерть. Знал, что он сразу не поверит, готовился долго притвориться, и оказался прав, и, конечно, выдержал.

Теперь посмотрим, кто первый отсюда выберется. Я тебя, голубок, еще на выходе подожду. Сидит, очухивается. Еще бы. Только сколько можно сидеть. Я уже устал так лежать. Хоть бы не мешал. Вот она, синева выхода. Совсем рядом. Она все приближается, когда я забываюсь, и, вздрогнув, удаляется, когда он шевелится.

В какой все-таки мрачный лабиринт мы попали. Голые стены так и нависают из своей высоты. Мрачно давит ощущение безысходности. Ни проблеска, ни лучика. Но я-то знаю, что надо делать в таких случаях. Надо успокоиться, отрешиться, отойти от мира. Залечь на дно. Тогда безысходность уходит, растворяется в тебе, переполняет все и льется через край. А когда исчезает безысходность, появляется выход. Голубое окно выхода. Надо только дождаться его, отлежаться. И он обязательно появится.

Лишь бы не мешали. Сколько же все-таки можно сидеть? Ага, все. Уходит. Ну, слава богу. Теперь отдохнем и приступим.

Я же чувствовал, что выход должен быть где-то рядом. На поворотах я уже почти различаю его. В лицо тянет уже не сквознячок, а свежий ветер. И откуда только взялись силы! Мне, кажется, уже не нужны ни отдых, ни пища. Иду и иду вперед. Постепенно перехожу на бег. И вот я уже бегу, несусь вперед. По сторонам мелькают какие-то лица, маски. Слышатся неясные звуки, отголоски звуков. Потом, потом! Не до этого сейчас. Главное — добраться до выхода, до цели. После можно вернуться, осмотреться. Все потом!

Я уже несусь гигантскими скачками. Что со мной? Будто выросли крылья. Пробую взмахнуть. Так и есть! Крылья! Огромные, белые. Я теперь могу летать. Взлетаю. Выше, выше. Вот теперь замечательно. Только вперед! Крылья — это именно то, чего мне не хватало всю жизнь! Лететь! Быстрее…

Нет, почему-то не выходит. То ли потому, что устал очень, то ли потому, что место не то выбрал — прямо возле угла. Да, скорее всего, место неудачное. Надо перебраться на ровный отрезок и там попытаться снова. Что такое? Я уже не могу подняться на ноги — покалывает, будто отсидел. Ничего, поползем на четвереньках, тут недалеко. Тяжело-то как. Сколько же сил потерял! Ползу-ползу, пот застилает глаза, а доползти никак не могу. Вот уже и колени болят. Ничего, поползем на животе. А ухабов, бугров-то сколько. Не могли выровнять. Уф, слава богу, кажется, дополз. Теперь надо сосредоточиться и отрешиться. Главное — помнить: мертвых лабиринт не терпит. Надо только подостовернее, понатуральнее притвориться мертвым — и он выкинет тебя. Поестественнее притвориться…