Виталий Севастьянов - Румбы фантастики

— Мэрген!.. — простер, было, к Николаю руки дзё комо, но домовой дернул его за руку. Старички перескочили через речку и скрылись в тайге, оставив Лебедева еще более ошарашенным, чем прежде.

— Эй! — крикнул Николай. — Вы что? Вы куда? А я?! — И замолчал, услышав рокот автомобильного мотора, до такой степени чуждый звонкой тишине тайги, что Николай сразу и не сообразил, что это означает: привычное прошлое возвращалось к нему!

И вот, ныряя и проваливаясь на колдобинах давно заброшенной проселочной дороги, из-за ближнего домика вывернулась грязно-белая, видавшая виды «Нива» с включенными обоими мостами и оттого неуклюжая с виду. Лебедеву показалось, что машина отпрянула как бы в изумлении, «увидев» его.

Мотор затих, но из кабины никто не выходил. Лебедев сделал несколько шагов и остановился, чувствуя себя неуютно перед этой словно бы насторожившейся, пахнущей усталой гарью механической зверюгой.

— Эй! — нерешительно позвал он.

Дверца распахнулась, и на траву ловко выскочил человек. Он стоял под прикрытием автомобиля, одной рукой придерживаясь за дверцу, другую уперев в бедро, и Лебедеву почему-то показалось, что сейчас он ковбойским, рассчитанным движением сорвет с ремня револьвер, но человек, присмотревшись к нему, вдруг свистнул:

— Привет, Николаша! Ты что, в егеря подался?

И тут Лебедев узнал в приезжем, одетом со щегольской небрежностью, в ладно подогнанном обмундировании, равно пригодном и для охоты, и для рыбалки, и для долгих переходов по сопкам, Игоря Малахова, кинооператора со студии телевидения. Это был знакомый, живой, обыкновенный человек, не загадка тайги, не плод суеверий, не галлюцинация, и надо ли объяснять, как обрадовался ему Лебедев!

— Конкурирующая фирма? — усмехнулся Игорь. — Чего молчишь?

Первым побуждением правдивого Лебедева было рассказать все, как есть, однако что-то удержало его — вероятнее всего, стыд показаться смешным, — и он брякнул первое, что пришло в голову:

— Приехали на охоту… я отошел… ну и заблудился.

— На охоту? Ты? Ты же стрелять не умеешь, я знаю.

— То есть это… за шишками… — запинался Лебедев.

— В домашних тапочках? — прищурился Игорь. — Ладно, не хочешь говорить — шут с тобой. — И он пошел, было, к избушке, где недавно проснулся Николай, но остановился, рассматривая что-то на земле. Поднял и насмешливо поглядел на Лебедева: — Эй, конспиратор! Так бы сразу и говорил! — И сунул на ладони чуть не к самому лицу Лебедева затейливое украшение — подвеску из мелких перламутровых раковин. — Хорошенькая игрушечка! Поссорились?

Лебедев молчал, неловко стиснув пальцами украшение, которое он совсем недавно видел на груди той женщины. Оттого, что реальность снова оказалась расколотой призрачностью, он испытал приступ головокружения. Игорь же, посмеиваясь, выгрузил из машины огромный рюкзак, ружье, понес все это в дом, приговаривая:

— Знаем мы эти шишки! Шишкарь нашелся! Шишка твоя, выходит, с норовом? По газам — и домой, а ты тут кукуй или топай на своих двоих сутки, а то и двое до шоссе? Ого! За что она тебя так? Приревновала? Или не угодил?

Лебедев счел за благо сконфуженно отмолчаться, идя вслед за Игорем. Однако у крыльца он задержался, спрятал в карман подальше ракушечную подвеску и вошел в избу.

Игорь сидел на лавке и насмешливо смотрел на него.

— Коляшечка, давай сразу договоримся, — доверительно предложил он. — Не надо делать из меня дурачка, ладно? Ну ведь не было здесь бабы, это ясно. В избе, посмотри, все пылью заросло с тех пор, как я в прошлом году… Хм… ну ладно. Твои следы как на снегу, больше ничьих. Следов машины-то я ведь тоже не видел по пути. Откуда эта подвеска — не знаю, не говоришь — твое дело. Однако не наденет женщина такое, если едет в тайгу. И вообще — какая психопатка могла бы тебя тут бросить в домашних тапочках, без вещей? Короче — зачем ты здесь? Откуда?

— А ты зачем? — зло спросил Лебедев. Злился он, прежде всего, на себя: оказался в глупом положении и вынужден будет сейчас эту глупость обнародовать. А придется. Он зависит от Игоря. Возьмет и укатит — что тогда? На домового надеяться?

— Предположим, я на охоту приехал, — спокойно ответил Игорь. — Разрешение есть, сезон уже открыт, знаешь?

Лебедев покачал головой.

— Ну, где тебе! Ты же у нас гуманоид. А меня на все хватает, в том числе и на охоту. Кстати, будь благонадежен, скорее я бабу завезу в глушь и там оставлю, чем она меня, будь это хоть… Алла Пугачева. Понял, Коля?

Лебедев вздохнул. Приходилось говорить что есть.

— Ты в нечистую силу веришь, Супермен Васильевич?

— Ты о чем?

— О духах и домовых, — пояснил Лебедев.

— Спятил? Конечно, не верю!

— Может быть. И я так думал. До сегодняшней ночи. И вот именно сегодня ночью у меня в квартире возник домовой и притащил сюда.

— Да ты что? Ну и?..

— Ну и… я здесь проснулся, — Лебедев кивнул на лавку. — Вышел на улицу — домовой ждал меня у крыльца, там был с ним и… — Он не мог рассказать про женщину. — Еще один, дзё комо назвался.

— Кто такой?

— Тоже вроде домового, только нанайский. Они чего-то от меня хотели. Какой-то помощи. Но услышали шум твоей машины и убежали в тайгу. И все. Я ничего и не понял.

Игорь неторопливо распаковывал рюкзак.

— Подвеска тоже имеет к ним отношение?

Лебедев кивнул и несмело спросил:

— Ты мне веришь?

Игорь протер стол комком газеты и начал выкладывать из рюкзака свертки и консервные банки.

— Ну что же, — покладисто, сказал он, — всякое в жизни бывает.

Лебедев ушам не поверил: «Уж не считает ли он меня за психа, которому опасно противоречить?!»

— Всякое бывает, — повторил Игорь, — особенно здесь.

— Почему? — насторожился Николай.

— Потому что… потому что… — Игорь замялся. — Потому, что обстановка здесь таинственная. Что, не так? Тайга, тишина, заброшенная деревня… Подходящая декорация хоть для детектива, хоть для всякой фантастики. Ну, иди к столу, Николаша. — Игорю явно не хотелось продолжать разговор. — Тут на десятерых хватит. Ты употребляешь? — Он вынул фляжку. — Коньяк. Но я не беру в рот. На всякий случай вожу с собой. И для гостей. А так — здоровье дороже. И реноме. Раньше, было дело, умел принять. А теперь — погореть на этом не желаю. Так будешь? Нет? Ну и умница. Ты молодой, холостой, тебе о генетике думать надо. А поесть — поешь, и спать, — быстро говорил он. — Устал я сегодня. Устал. Да садись ты за стол!

Николай молча подчинился. Смеркалось. Словно не день прошел, а час…

Проснулся Лебедев оттого, что ему стало душно. Он слабо отмахнулся и открыл глаза.

Белая, круглая, холодная луна липла к мутному стеклу. Бледные, словно дымящиеся полосы лежали на полу и на стенах.