Журнал Русская жизнь - Волга (июль 2007)

И так несколько раз.

В конце концов клиент махнет рукой, даст трешку. Официант принесет сдачу - полтора рубля. И снова присказка:

- Извольте, сударь, получить, да не изволите ли из ваших почтенных ручек мне на чаек что-нибудь вручить?

- Да ты, кажется, и так уж что-то на чай взял? - по новой недоумевает посетитель.

И в ответ слышит:

- Помилуйте, сударь! Я только хозяйскую копеечку сберег, считая вдоль и поперек, а до вашего кошеля не касался. У нас так никак делать не моги: свою копейку трать, а чужую береги, если не выпросишь.

В результате ловкий половой получал новую порцию чаевых.

И уж конечно, традиционно выше всех похвал красота здешних официанток. Карл Лебрень, художник из Голландии, попав сюда в 1702 году, писал: «Самой город довольно обширен, почти четырехуголен и снаружи очень красив по множеству находящихся в нем каменных церквей… Со стороны суши он кажется красивее и огромнее, чем с остальных сторон, что зависит от красоты многих церквей, и поэтому его можно принять за один из лучших городов России. Здесь живет множество значительных купцов, изготовляется лучшая юфть, щетина и полотна; но особенно славится и достойна удивления красота здешних женщин, которые в этом отношении превосходят всех женщин России».

В этом отношении в Ярославле, к счастью, ничего не изменилось.

А вот что касается торговли и промышленности - тут, к сожалению, многое изменилось к худшему. Мой случайный собеседник Александр жалуется:

- Как у нас хорошо раньше было. Маленькие магазинчики, все со своими кличками. «Мавзолей» - это потому, что он на постаменте стоит. «Круглый»- потому что круглый. «Северный» - потому что на севере. «Хитрый» - потому что в водочном отделе дверь особая. «Безрукий» - сам не знаю почему. А тут вместо них открываются московские магазины - «Перекресток», «Копейка», «Пятерочка», «Ароматный мир». И цены там тоже московские.

Ну, не московские, конечно, собеседник мой явно преувеличивает. Но все равно довольно ощутимые. Буженина по 350 рублей за килограмм. Однако!

В целом же Александр прав: московский бизнес постепенно поглощает ярославский. В этом отношении город, увы, теряет свою самобытность.

Ярославль сегодняшний славится стоматологической поликлиникой, в которой цены ощутимо ниже, чем в Москве, а качество - на европейском уровне. Множеством потрясающих музеев (среди которых самый колоритный - частный музей «Музыка и время» иллюзиониста Джона Мостославского). Набережной со знаменитыми беседками-ротондами, символизирующими не только город Ярославль, но и все Поволжье вообще. Памятниками архитектуры (некоторые, увы, утрачены в 1918 году, когда большевики давили ярославское антисоветское восстание с помощью артиллерии, но большая часть все-таки сохранилась). Спасо-Преображенским монастырем, памятником Ярославу Мудрому и часовней Казанской Божией Матери (эти достопримечательности украшают тысячерублевую купюру). Сувенирными спичками (в каждом музее Ярославской области свои наборы). Но никак не промышленностью и торговлей.

Даже краски ярославские уже по телевизору не рекламируют. Разве что пиво.

В XIX же веке именно купец был основной фигурой ярославской жизни. Что, конечно же, безмерно раздражало заезжую столичную интеллигенцию. Иван Аксаков сетовал: «Меня поразил вид здешнего купечества, оно полно сознания собственного достоинства, т. е. чувства туго набитого кошелька. Это буквально так… На всем разлит какой-то особенный характер денежной самостоятельности, денежной независимости… Бороды счастливы и горды, если какой-нибудь «его превосходительство» (дурак он или умен - это все равно) откушает у него, и из-за ласк знатных вельмож готовы сделать все что угодно, а уж медали и кресты - это им и во сне видится».

Да только ярославцам было все равно, что думает о них интеллигент Аксаков.

Кстати, среди предпринимателей встречались настоящие миссионеры. К примеру, купец Затрапезнов, основавший здесь в 1722 году невероятную мануфактуру. Для движения машин он вырыл несколько прудов и установил затейливую, но притом весьма экономичную гидросистему. Поставил два больших ветряных двигателя. Разбил регулярный парк с аллеями, фонтанами, скульптурой - чтобы рабочий чувствовал себя, словно в раю, и даже не помышлял о нарушении дисциплины.

По тем временам случай уникальный.

Правда, большинство здешних купцов не слишком-то стремились к экспериментаторству. Жизнь вели размеренную, скучноватую и без затей. Единственная позволялась радость - чаепитие. Один из здешних подмастерьев, некий С. Дмитриев, описывал режим своих работодателей: «Хозяева пили чай и уходили утром в лавку; затем вставали женщины-хозяйки и тоже пили чай. Ольга Александровна выходила ежедневно за обедню, но к женскому чаю поспевала. В час дня обедал Константин Михайлович. В два часа - Геннадий Михайлович. Оба обедали в темной комнате рядом с кухней и после обеда уходили опять в лавку. Часа в 3-4 обедала женская половина. Около шести часов хозяева возвращались из лавки и пили немножко чаю. Часов в 8, иногда позднее, был чай с разной пищей, и горячей, и холодной, так, что-то между ужином и закуской. Наконец все расходились по своим комнатам, и большинство членов семейства укладывались спать».

Зато уж в лавке этим константинам и геннадиям михайловичам палец в рот не клади. Дореволюционный исследователь В. В. Толбин писал: «Загляните в любую мелочную лавочку, и если вы увидите в ней человека, который вместе одною рукою и вешает какой-нибудь старухе кофе, и тут же режет хлеб, и в один и тот же раз и мальчику лавочному успевает дать подзатыльника за то, что тот вместо того, чтобы с покупателями обращаться, котом занимается, - это ярославец».

Неудивительно, что в городе было довольно много нищих, - попрошаек тянет на богатство. Газета «Северный край» сообщала в 1903 году: «На улицах Ярославля на каждом шагу попадаются нищие. В редком городе можно встретить столько нищих, выпрашивающих подаяние и пристающих к прохожим. В Ярославле нищие как-то особенно бросаются в глаза. Обыватели жалуются на это. Среди нищих есть дети… Дети раздражают прохожих, надоедают им, неотступно преследуя их по всей улице. Тоненькими голосами, со всевозможными припевами, они бегут за «господами» и не отступают даже от палки».

Что поделаешь, издержки материального благополучия.

- «Рыцарский пир»? Нет, не слышал. Я вообще-то редко по ресторанам хожу. То ли дело на рыбалку съездить, на крахмало-паточный завод.

Это все тот же Александр делится своими взглядами на жизнь. Он развозит бетон на машине-бетономешалке и в деньгах, вообще говоря, не нуждается. Ведь в Ярославле сейчас, как в столице, строительный бум. Однако на «Рыцарский пир» Александр не тратится. Безразличен ему соус из розовых лепестков. Он, когда представится возможность, лучше отправится в Некрасовский район, на старенький, еще до революции построенный крахмало-паточный завод купца Понизовского, в наши дни известный как комбинат «Красный Профинтерн». И сам завод, и барский особняк, построенный под древний средиземноморский замок, - памятники старины. Владелец же вошел в литературу - был воспет в стихотворении Некрасова «Горе старого Наума».