Журнал Русская жизнь - Потребление (январь 2008)

Мещанством объясняется борьба с невоздержанностью половых отношений. Когда при комсомолке начинают вестись похабные разговоры, а она не желает их слушать и говорит «мне стыдно», тогда говорят ей: ты не освободилась еще от мещанских предрассудков. Настоящая коммунистка не должна стыдиться разговоров на какие угодно темы.

Если вы возьмете невоздержание в языке, то это иногда объясняется признаком революционности. И если, например, иногда молодой товарищ употребляет сильные нецензурные выражения и ему на это указывают, то он отвечает, что это - пролетарская привычка (Смех). Да, это совсем не смешно. Некоторые, например, спрашивают: можно ли одеваться в платье по моде или нет, потому что это тоже называется мещанством. Иногда среди нашей молодежи идет травля некоторых товарищей за то, что они одеваются чисто. Я знаю такой случай, когда товарищ, который имеет единственный костюм, тщательно чистил его и гладил прежде чем его надеть, и костюм этот на нем был всегда очень чистенький. В этом видели тоже мещанские привычки. За попытки установить некоторую внешнюю чистоту такие горе-«революционеры» упрекают товарищей в том, что они поддаются нэпу, поддаются буржуазным привычкам. А разве все то, что делала буржуазия - плохо? В этом отношении мы должны сказать, что это совсем не мещанство, что мы свою беду иногда склонны выдавать за добродетель. То, что мы были вынуждены делать в известной обстановке, то теперь, когда обстановка пролетариата меняется и меняется не к худшему, а к лучшему, когда его благосостояние растет и будет расти с каждым днем, - вовсе уже не добродетель. Нищета одежды будет отходить в область предания, как многое из того, что мы переживали раньше. Ленин писал о том, что будет такое время, когда мы построим уборные из золота, потому что оно не будет нам нужно на деньги.

Поэтому нужно вести борьбу с ложным пониманием мещанства и мещанской культуры. Ленин говорил, что мы не можем построить своей пролетарской культуры, не переняв всего ценного, что дала буржуазная культура. И мы не должны стыдиться того, что мы берем мещанское из этой буржуазной культуры, потому что пролетариат тоже принимал участие в этой культуре, он вложил в нее кое-что и свое.

Значит ли это действительно, что в быту пролетариата, даже среди передовой его части, - наших коммунистов и комсомольцев, - не проявляются иногда черты чисто мещанские? Конечно, элементы мещанства мы иногда обнаруживаем не только в отсталой пролетарской среде, но и в своей собственной среде. Разве не мещански-интеллигентским являются эти самые теории половых отношений к женщине, о которых мы говорили выше, - теория «стакана воды», теория о том, что «всякая вещь изнашивается, в том числе и женщина, поэтому ее следует менять почаще». Разве это пролетарское, рабочее отношение к женщине? Разве не мещанство, когда иногда предлагают такого рода рецепты, как не давать работы при наличии безработицы женщинам, чтобы их содержали обязательно мужья? Разве это не возврат к такой форме семьи, где женщина целиком и экономически, в особенности, зависит от мужчины, где она целиком превращается в рабыню домашнего хозяйства, должна отказаться от общественной деятельности? Разве не мещанство - рассуждения некоторых молодых наших товарищей, что, прежде чем он женится «по-настоящему», он может сотни раз сойтись с сотней женщин, которая сегодня ему нравится? Чем это во многих случаях отличается от отношения к женщине «золотой молодежи», какого-нибудь маменькиного сынка, который, прежде чем по настоящему жениться, перебрал сотни женщин на своем пути, начиная с прислуги в доме и кончая десятками проституток?

Разве не мещанство - такая забота о личном благополучии, которая ведет к забвению общественных интересов? Мещанин - это ведь мелкий буржуа, который интересы своего мелкого индивидуального хозяйства, ремесленного, крестьянского, ставит выше интересов общественных, интересов своего класса.

Разве мало в нашей среде таких людей? Разве не мещанство - иногда в пролетарской среде, даже в комсомольской и коммунистической, - отрыжки национализма всех оттенков, а особенно антисемитизма? Иногда кое-кому кажется, что бурный протест молодежи против внешних форм упорядочения быта, против заботы о чистоте, о чистой одежде, заботы об упорядочении времени, против регулирования половой жизни, является протестом глубоко революционным, тогда как это есть такой «нигилизм», который ничего общего не имеет с задачами пролетарской культуры, с задачами строительства нового быта, является иногда возведением нашей беды, наших недостатков в добродетель, да при этом еще в революционную добродетель.

Всем таким и подобным, - а их можно продолжить без конца, - проявлениям чуждых пролетариату стремлений и тенденций надо объявить решительную борьбу.

Подготовил Евгений Клименко

Об Игоре Северянине: из тюремного дневника

В книге Игоря Северянина «Медальоны» (Белград, 1934), как известно, напечатано сто сонетов об известных писателях, музыкантах, художниках. Позже поэт написал еще 14 стихотворений, и среди них посвященное В. В. Шульгину:

О Шульгине Северянин знал не понаслышке: в январе 1931 года в Югославии они вместе гостили в окрестностях Дубровника, на вилле «Флора мира». Гостеприимным хозяином был Александр Владимирович Сливинский, бывший полковник Генерального штаба, начальник штаба гетмана Скоропадского. Позже, в 1934 г., Северянин с женой навестили дом Шульгина в Белграде.

Василий Витальевич Шульгин прожил долгую и сложную жизнь - почти столетие! Он родился 13 января 1878 года в Киеве, а скончался 15 февраля 1976 года во Владимире. Событий на его веку было предостаточно. Известный общественный деятель, член Государственной Думы, убежденный монархист, Шульгин стал очевидцем крушения империи: 2 марта 1917 года он во Пскове принимал отречение Николая Второго. Затем, будучи одним из создателей Добровольческой армии, Шульгин испытал всю боль поражения. По-видимому, Северянин что-то знал и о том, что идеологический противник советской власти Шульгин в 1920-е годы дважды нелегально приезжал в СССР («И, осторожный, шутит он с огнем…»). Широко известен был антисемитизм Шульгина, нашедший обоснование в его работе «Что нам в них не нравится» (см. последнюю строфу сонета).