Журнал Русская жизнь - Потребление (январь 2008)

- Ною, ною, разве ж это я ною, - длинно и уныло тянул я свою нескончаемую вечернюю думу, почти решившись уже никуда назавтра не ехать и квартиры никакой не снимать. - По-моему, я всего только пару дней говорил ей, что у меня болит голова. Нет, как-то раз я спросил ее мнения о том, почему целый вечер подволакивал ногу. Ну и вывихнул руку - почти. Жаловался ей на спину или не жаловался? Уже не помню. Просил ее слушать мне сердце? Должно быть. И еще что-то о смерти - но о смерти и правда было всерьез и подолгу, благо возраст располагал. В двадцать один год смерть как никогда приближалась. Страшно мне было всю ночь. Впрочем, уже к утру я преодолел себя, выбрав и жизнь, и квартиру. Выживу, справлюсь один - и без свитера, и без записок.

До трех часов дня я обзвонил двадцать восемь агентов. Девятнадцать из них честно не знали, чем Садовое кольцо отличается от Бульварного, и были отпущены с миром. Еще один, опережая время в корыстных порывах, пожелал сто процентов комиссионных - но в ту эпоху положено было давать пятьдесят, и я предсказуемо поскупился. Трое других обещали перезвонить и пропали. Еще трое мучились со мной до вечера, в изобилии предлагая варианты - но тут уж я сполна отыгрался за пропавшую недоневесту. - А у меня для вас есть квартирка! - Где же? - В самом центре, как вы и просили! Дешево! Брать нужно сегодня! - Адрес? - Ой, совсем близко от метро Академическая, всего-то на троллейбусе проехать пять остановочек. - Спасибо, не надо. - Так вы же просили…? - Просил. Передумал.

Не хуже девицы умею просить, чего нет: чтоб не больше двух комнат, задешево, внутри кольца, и не первый этаж, без залога. Впрочем, во времена, когда о несчастной любви сообщали на пейджер, никто и не знал о залоге.

Мне звонили по шесть раз в минуту, обещали, манили, взывали к моей несуществующей тяге жить как можно ближе к метро и как можно плотнее к работе. О чем они говорят? Какое мне, к Бафомету, метро, и какая работа? Едва отделясь от родителей, загордясь своей взрослостью и безутешностью, я требовал совсем иного маршрута: переулок, кабак, и опять переулок до квартиры друзей, ночной винный, две арки, у церкви свернуть, и уже после трех улиц и пяти утра прямая дорога домой. Возле метро Академическая, при всех его неизвестных достоинствах, такие доблести проявить затруднительно - здесь нужен иной пейзаж, и другие «микрорайоны», тогда еще не снесенные. Итак, отправив двадцать шесть риэлторов к Бафомету, я находился в романтическом ожидании нужной жилплощади. Надо сказать, я почти что дождался - мне везло не в любви, а в недвижимости.

Предпоследний агент, торопливый, в наушниках мальчик - обманул меня в самый последний момент. Он пообещал мне Полянку, недорого, и я согласился, еще не зная, что значит Замоскворечье для бедных, назойливых и упрямых. Запоминайте: когда вас везут на Полянку, Ордынку, Новокузнецкую, Пятницкую и Татарскую, и вы не нарядный богатина, а невразумительный студент-востоковед - все закончится просто. Среди посольств и островских купеческих особняков, у трамвайных путей или за чудом не потревоженным доходным домом обнаружится скорбный видом полубарак, осыпающееся на глазах произведение позднесоветских властей. Именно туда и ведут вас, в одинокую и назло всей улице выстроенную монстрильню - посреди разнообразных красот. Пока вы еще на Полянке - мир Божий прекрасен, как только зашли во двор - вы уже на Академической в пяти остановочках на троллейбусе, дальше подъезд - точь-в-точь ближнее Подмосковье, а потом и квартира в вечно-модном стиле «101-й километр», совершенно не рвущийся к небесам потолок и руиноремонт, вобравший в себя всю силу мировой энтропии. Признаться, даже и в те, вполне романтические свои годы я не был готов там навек поселиться. Все равно, что жениться на однокласснице-двоечнице. Это значит, что мне оставался последний агент.

- Снежана, - представилась она застенчиво, и я покосился на ярко-синие сапоги. Сапоги впечатляли. Впрочем, как и ресницы - изрядные, словно дворники на лобовом стекле свежекупленного и едва растаможенного автомобиля. - Идемте? И мы пошли. Ходили мы с ней две недели, совершенно как школьники, которым негде, кроме как вверх-вниз по лестнице и на темных проходах во двор. Надо сказать, я и вправду набрался съемно-жилищного опыта за это время, испробовав и повидав все, что мне подавалось за сходную цену. А предлагалось не то, чтоб немногое - ибо чужая квартира, подобно «лучшей на свете» девице, бывает и эта, и следующая, и через одну. В свое время я сватался к каждой.

Арбат, Староконюшенный переулок, радушная бухгалтерская красота. Дом кирпичный, цэковски-солидный. Хозяйка, вылитая Агафья, с утра набравши на лицо килограмм штукатурки, объясняла мне, почему я обязан переплатить: строем вытянулись три шкафа, чудесная стенка с хрустальной посудой, картина с рассветом над Гималаями, ковер на полу и, конечно, долгожданный ковер на стене, симпампусечка! - как же я мог его пропустить. Хорошо, что мне на него указали, алкая стодолларовой надбавки. - Кто вы по профессии, молодой человек? - Сказать ей про востоковедение? Впрочем, уже неважно. Извините-простите. Налюбовавшись ковром, я бы прыгнул в окно, если б не было двери. Я, оказывается, не люблю Русь. Снежана была недовольна.

Яковоапостольский переулок у Земляного вала, напротив храма, двухэтажная студия, пусто, свободно, просторно - и неуловимо враждебно. Никакой штукатурки - Елена Михайловна выглядит лет на двадцать моложе, чем есть, то ли бегает, то ли пьет минеральную воду, и поглядывает на меня с подозрением. Были такие мамы у моих недолговечных невест. Муж, понимаете, «живет там», да и сама она только изредка приезжает. Стол, розетки, из крана не капает, мебель, какую хотите, такую и ставьте. Да хоть танцуйте на гладком полу. Но я не танцую. Снежана еще раз шепчет на ухо мне, сколько все это стоит, - и мы вежливо кланяемся. Спускаясь по лестнице, я испытываю приступы обидчивого патриотизма, но на улице, у ближайшей глубокой канавы, они почему-то проходят.

Гусятников переулок возле Чистых прудов, двухкомнатная, и хозяева неожиданно были сговорчивы. Заходим - и сразу мерещится что-то не то в этой крошечной, но с двумя зеркалами, прихожей. Набросаны сумки, коробки, уже седую Евдокию Ивановну слегка водит из стороны в сторону. - Вы живете пока еще здесь? Она неопределенно разводит руками. - Так, уже не живем, но… бываем. «Бывает» не только она - на коротком диване, в беспамятстве свесив ноги, лежит господин с неразборчивой рожей. Гость, владелец, жених, бывший муж? Кто их здесь разберет, в алхимическом браке. Сильно пахнет полупустыми ретортами. Нет, не сильно - утро все-таки. Коробка хрустит под ногами. Я подталкиваю Снежану и широко, доверительно улыбаюсь. Но мне совершенно не весело. Мне очень страшно. Страшно, что мы не помиримся с так называемой бывшей невестой, страшно, что я никогда не женюсь, что женюсь, что умру. Что мне не подойдет никакая квартира.