Журнал Русская жизнь - Водка (июнь 2008)

И третье. У вас могут начаться проблемы с нервишками. Вы перестанете анестезироваться алкоголем, и многое из того, что вы раньше «видели, но не ощущали», теперь начнет ощущаться очень живо. Всерьез советую - введите в меню успокаивающие лекарства. Валерьянку попейте или там пустырник. На край - какую-нибудь химию, только не очень сильную. У меня до этого не доходило, но один мой знакомый, офисный раб по профессии и призванию, реально был вынужден глотать какие-то хитрые колеса. С работы он, впрочем, ушел, - сейчас он занимается художественной фотографией, зарабатывает сильно меньше, чем раньше было, но выглядит существенно лучше.

Так что последнее. Не делайте культа из своего образа жизни. Вы не станете лучше, мудрее и духовно богаче, если перестанете пить, и не сделаетесь хуже, если снова начнете, - я сам «снова начал» отчасти затем, чтобы проверить последнее утверждение. Вы просто обменяете одни удовольствия (и проблемы) на другие. Выгоден ли такой обмен - решайте сами.

И последнее. Выберите себе тот стимулятор и утешение жизни, которое отныне будет составлять вашу радость. Отнеситесь к этому серьезно.

Чай. Или кофе?

Три застольных разговора

Некоторое время тому назад я увлеклась идеей документального театра и сделала записи нескольких пьяненьких бесед. В окраинной распивочной, в «Елках-палках» и в кафе «Пушкин»; втайне я надеялась, что разговоры получатся совершенно одинаковыми - независимо от суммы счета.

Мне казалось, что хотя бы атмосфера разговоров должна быть схожей, печальной и нежной, как у Леото: «… крик этого филина в ночи! Какое блаженство, блаженство грусти, тайны, одиночества, жалости к бытию».

Однако все получилось по-другому. Мои филины, я бы сказала, кричали довольно жизнерадостно. Общая же тема вышла такая: одно из главных удовольствий жизни, это удовольствие «побухать и по… здеть». Причем второе - чуть ли не важнее. Главное - поговорить! Разница обнаружилась лишь в том, что если посетители рюмочной склонны были говорить обо всех как о себе, то величественные виверы из дорогого заведения - о себе как обо всех. Вместо свидетельств тайной власти водки получились свидетельства тайной и мощной власти бесцельного, бесконечного, беспомощного, беспощадного ВРП (великого русского пи… жа).

Первая запись сделана в летнем кафе возле одной из автобусных остановок в окраинном районе. Перед нами - несколько высоких стоячих столиков возле павильона, тент и заборчик. На заборчике и в дождь и в ведро сидит с пьянешенькими подругами Сивая Лена - позор микрорайона, шленда и крикунья. Но как ни странно, не эта компания никудышек (излюбленное местное определение) задает в заведении тон. Местечко славится особой атмосферой - постоянные клиенты распивочной организовали нечто вроде семьи, живущей коллективной беспечностью, но и коллективным порядком. Так получилось, что женщин среди завсегдатаев больше, чем мужчин. Заведение облюбовали продавщицы двух торговых рядов, расположенных поблизости. Продавщицы составляют большинство верхнего, благополучного «семейного» круга и патронируют неприкасаемый, скандальный женский кружок.

Наконец, в «семью» входят и дамы старшего поколения - в былом старушки-бутылочницы. В последние два-три года, когда собирательство перестало приносить существенный доход, пожилые дамы просто «встречаются» в кафе, придавая собранию домашнюю, респектабельную атмосферу. Место стало поистине знаменитым. Очевидно, все завсегдатаи дорожат заведением - оно им необходимо для диалога с жизнью.

Продавщицы утешаются сравнениями с жизнью «неприкасаемого» кружка, и эта редкая снисходительность позволяет всмотреться в жизнь спившихся дам.

У никудышек есть свои корпоративные настроения - они гордятся тем, что могут себе позволить жить как «хотят», а не так, как «нужно». Что жизнь их «отпустила». Опьянение так же трудно описать, как боль или эротический катарсис. Очевидно, это ускорение. От ускорения мышления до ускорения старения. Никудышки - люди уже нездешние. Местность, откуда они приносят к равнодушному прилавку распивочной свои пустые бутылки и банки - страшная страна абсолютной бешеной свободы, в которой можно прожить год или два.

Беседы в стоячке строятся особым образом. Сначала идет вступление в разговор. Только что кончился рабочий день, продавщицы медленно возвращаются с войны. Они воевали с покупательницами. И воевали самым тяжелым образом - держали глухую оборону, редко-редко позволяя себе перейти в наступление. Они тяжело опираются на свои столики, готовясь расслабиться. Нужно уже приступать к беседе. И сразу же начинать с задушевных тем, как бы отодвигая день и переводя «еще не праздник» в «уже праздник». Сначала поспешает эпическая часть беседы, во время которой каждая из собеседниц как бы наново завоевывает свое место в застольной иерархии. Эпическая часть - это борьба за лидерство. В кружке мужчин вечер начинается с армейских баек, в женском кругу дамы быстренько освежают воспоминания о двух главных героических днях - свадьбе и деторождении.

Разговор еще неровный, нервный, а тема героико-задушевная, так что столкновения неизбежны.

Могучая река вечернего разговора берет свое начало с малой капли, из чистого «Истока» или «Путинки», глотка очаковского «Джин-тоника». Влага не покрывает еще дна. Дно жизни еще открыто, обнажено.

- Мне, например, прокалывали пузырь!

- Какой, мочевой?

- Да ты что, дура? Ну этот, детский, ну какой там?

«Да ты что, дура?» - обязательное для начала разговора присловье. Потом машина общения пойдет ровнее.

- А у меня на свадьбе платье было такое нежненькое, сливочное. И сама я была такая девочка…

- Так ты что, замуж девочкой выходила?

- Да ты что? Ты что - дура?

А вот за столиком дамы постарше. Хотя темы у них другие, работа притирки идет тем же самым чередом:

- В четырех стенах сижу. Только в сберкассу хожу и вот сюда. А так хоть с рассадой начинай разговаривать.

- А зачем тебе рассада?

- Привыкла. Как без рассады-то?

- А куда ты ее высаживаешь?

- Никуда.

- Ты хоть под окнами сажай.

- Кому? Соседям?

- Себе!

- Себе я в ящик сажаю. А так совсем бы дома скучно.

- У меня три метра кухня… вот там можно с ума сойти…

Три метра пола и четыре стены.

- А ванна есть?

- У кого?… У меня?…

- У меня!

- А, ну да, это обязательно…

- Лежачая?

- Кто?

- Ванна - лежачая?

- Не, она на ножках таких стоит, как у всех. У всех же на ножках.