Журнал Русская жизнь - Добродетели (ноябрь 2008)

Со стороны может показаться, что мне свезло, - но ничего подобного, у меня даже зарплата стала меньше, чем была вместе со стипендией в институте. А я к тому моменту уже женился, надо было семью содержать. Плюс в смысле работы мне всегда было больше всех надо, и я от министерства ездил разбираться на места по всяким конфликтным поводам: кого уволили не справедливо, кому денег недодали. Должен же кто-то был всем этим заниматься. Этим кем-то в данном случае был я.

В одной из таких поездок судьба свела меня с Горбачевым. Приехал на Ставрополье разбираться в одном случае с незаконным увольнением. Председатель говорит: ну, пошли в обком, пусть нас первый секретарь рассудит. Приходим, первого нет, но нас приглашает к себе второй. Я гляжу, молодой такой, с родимым пятном. Вот, думаю, хорошо, ровесник, сейчас хоть разберемся. Садимся. Михаил Сергеевич открывает рот - и говорит ровно, по стрелке, два часа, слова не воткнешь. О Брежневе, о решениях партии и правительства, о том, как важно в этом аспекте то, это… Два часа гипноза. Сели мы к нему в 12, а в 14.00 он сказал: «Ну что, товарищи, на обед мы с вами заработали». На обед заработали, понимаете? Он же потом ровно также управлял и всей страной. И доуправлялся.

В 1971 году в Минсельхозе было открытое партсобрание. Обсуждались актуальные, так сказать, проблемы. В какой-то момент, после доклада министра о закупке зерна, звучит: «Товарищи, есть вопросы?» Я встаю и говорю: «Будьте добры, объясните, почему мы закупаем за границей зерно по 100 рублей за тонну, а при этом не закупаем у наших совхозов - по 50, и входит ли в связи с этим в задачу нашего министерства на нынешнюю пятилетку обогащение зарубежных фермеров в ущерб трудящимся наших совхозов». Повисла такая тяжелейшая пауза, пос-ле которой председательствующий объявил перерыв.

Я первый раз в жизни такое видел: все выходят курить, и вокруг меня как будто вакуумная сфера. Три метра пустоты вокруг. На следующий день начались звонки, коллеги в трубку говорили: «молодец, Юрий Альсаныч!», но…

В общем, стало ясно, что пора менять мраморные лестницы на что-нибудь другое. Оставаться в Москве перед светлыми очами ЦК после такой плюхи было невозможно.

И я поехал на Колыму. Был командирован для оказания помощи вновь организующемуся советскому хозяйству, говоря языком документов. Жена уперлась: «Всех денег не заработаешь! Оставайся в Москве». Уговорил я свою Зою, поехали мы.

300 километров от Магадана. Вечная мерзлота. Двести километров на Запад - шахтерский городок. Еду возят самолетами, жрать людям нечего, а если и бывает, то не на что: золотые получаются помидоры, брильянтовые огурцы, мясо и птица - из области фантастики. Неплохой простор для работы, да?

Знаете, кто живет в Магаданской области? Докладываю: бывшие зэки, оставленные на поселении, бывшая вохра и военнослужащие. Я, слава Богу, умел с ними разговаривать - все-таки лагерное прошлое сказывалось. Всякое бывало. Иду как-то мимо теплицы и слышу: «Что ты мне указываешь? Ты кто такая? Забыла как в м…де моей ковырялась?» Захожу, спрашиваю в чем сыр-бор. А это зэчка бывшая со своей охранницей бывшей лагерной поссорилась, с вохровкой. При Сталине одна сидела, другая сторожила, а теперь обе в колхозе у меня работают.

Ну я, слава Богу, умел с ними разговаривать. Попадались ведь среди них и политические. Был у меня скотником, к примеру, бывший штурман дальней авиации. Подходит он ко мне как-то после совещания и говорит: «А знаете ли вы, председатель, вашу мать, что я вам могу сейчас лекцию по диалектическому материализму прочитать?» А я ему - вашу лекцию я послушаю на досуге, а в судьбе вашей не виноват, и пойдемте-ка работать. С тех пор он меня зауважал как-то. И с ножами на меня кидались, и под дулом я сидел, бывало. Люди-то разные.

Всякое бывало. Меня люди любили - я за три года превратил свое хозяйство из дотационного в рентабельное, зарплату людям платил, разрешал рабочим самим нанимать себе подмогу. Старатели ко мне просились - надоело золото мыть, давай мы у тебя на земле поработаем! Шахтеры наши, соседи, хотя бы кушать стали по-человечески.

И вот тут-то случилась закавыка. Регион дотационный? А как же, вечная мерзлота! Отчетность по целой области смотрят - батюшки, да у вас тут вон как хорошо все. Бац, и срезают нам дотацию. Можете себе представить, какую злобу на меня соседние хозяйства затаили - подкузьмил, мол, сука московская! На меня даже уголовное дело завели - за незаконное строительство котельной.

Съездил я в Москву на несколько месяцев, думал, ну к черту эти интриги. Одно предложение - мраморные лестницы, другое - мраморные лестницы. Скоро опять заскучал по Северу и вернулся, на то же место. За время, пока меня не было, совхоз мой свалился обратно в яму, к моему приезду план был недовыполнен. Пришлось срочно рукава засучивать и за работу браться. И вот тут, друзья, началось такое, по сравнению с чем все это зэчье с ножами - просто цветочки. Потому что самые беспредельщики - они тогда сверху сидели.

Для начала меня чуть не сделали региональным председателем комиссии по госприему объектов народного хозяйства. Я посмотрел, а они птичник сдают бракованный, а если дело вскроется - верная тюрьма. Я отказался. Тогда на меня навесили приписку. Я не знаю, какими вы помните брежневские годы, а тогда боролись с приписками по-сталински, прямо скажем. Боролись так: свыше 50 рублей - заводилось уголовное дело, свыше 100 000 - ставили к стенке. К тому моменту двух замечательных аграриев, председателей колхозов Белоконя и Худенко, одного замучили в тюрьме (инвалида войны на протезе), другого довели до слепоты и оставили умирать без пенсии. В первой половине года ко мне приехал первый секретарь Магаданского обкома КПСС Мальков. Помню, вышли мы его встречать, стоим у доски почета, а он вместо «здрасте» пальцем так ковырнул по-хозяйски, где было написано в две строчки «…Такой-то такой-то / Герой Соцтруда…» и говорит - что же у тебя безграмотные все такие, запятую некому поставить? Я тогда озлился, а надо было прочувствовать, что вот она, опала настоящая подошла.

За первую половину 1980 года ко мне приехало 15 проверок. Городской ОБХСС, областной ОБХСС. Сначала искали эту самую сотню, когда не получилось - искали уже хотя бы полтинник. Чтобы хоть как засадить. В какой-то момент сердце не выдержало, и я слег в больницу с инфарктом. Как только вышел - мне несут копию моей трудовой. А там увольнение по статье. Как так? А вот так. За финансовые нарушения.

Поехал я со всех бед к областному прокурору Винокурову. Говорю - что мне делать-то? Он говорит - собирайся и уезжай в Москву, иначе тебя убьют. Я в областной КГБ, лейтенант, как сейчас помню, Орлов - как так, что можно сделать. Он смотрит на меня и говорит: «Юрий Александрович, уезжайте отсюда немедленно». И, видно, оба что-то знали, чего мне не говорили, - облпрокурора просто убили скоро. Мы бежали, как семья Лота, - если бы оглянулись, превратились бы в соляные столбы.