Борис Касаев - Большая охота (сборник)

Михалыч остановился.

– Про мужиков ничего не могу сказать – не знаю. Полагаю, Даздраперма бредила. Маловероятно, чтоб в атмосфере 30-х годов кто-то мог даже помыслить о нападении на энкавэдэшников. Я вот что думаю: если бы возможны были такие диверсии! Да по всей стране! Глядишь, не возникало бы желания устраивать массовые репрессии людей. Страшно ведь…

– Ладно, уговорил. Но Дроздов, согласись, не дописан. Мне как читателю не ясно. Странная личность.

– Ежели по жизни, то он спасся, – ответил Михалыч. – Переменил фамилию, пробрался в Сибирь, затерялся в тайге. Точно знаю, что чекистов он не взрывал. Воевал, дважды был ранен в Отечественную…

– Откуда такая точность?

– Оттуда! – хитро засмеялся Михалыч. – Это ж мой дед! Умер в восьмидесятом, царствие ему небесное…

– Ну вы даете, микромаршал! – восхитился я.

Мы медленно двигались по тундре, по болотам, перескакивая с кочки на кочку, обходя озерца, перешагивая через ручьи. Пригревало солнце, пробуждалась земля, пели птички, летали утки. Охотничий сезон в разгаре! Подошли к болотцу с хорошей водой и увидели человека с ружьем.

– Привет, Володька! – махнул рукой Михалыч.

– Здорово! – озабоченно отозвался охотник.

Глаза у него были полоумные. Он стоял возле кучи уток, с сотню, не меньше.

– Зачем тебе столько? – помрачнел Михалыч.

– Зачем-зачем… Не знаю. Солить буду!

– Некоторые, чую, вонять начинают. С неделю, небось, тут торчишь? – сказал Михалыч, присаживаясь возле кучи и перебирая мертвых птиц.

– Конечно. А что прикажешь делать?

– Эх, Володька, дурак ты был, дураком помрешь. Ничего не прикажу. Попадешься охотинспектору – большой штраф заплатишь. Инспектор настрочит бумагу нашему руководству, а руководство вытурит тебя. Как, спрашиваешь? Пинком. Под зад.

– Но-но! – набычился Володька.

– Так ты не знаешь? По новому колдоговору за травеж природы выгоняют с работы.

Михалыч поднялся, махнул рукой и двинулся дальше. Володька забегал, засуетился, закричал истерично:

– Так что мне делать, Михалыч! Как быть, елки ж палки!

Я предложил взять по утке – все одно пропадет добро. Михалыч согласился.

– Ладно, – сказал он. – Возьмем по паре штук.

Я взял четыре.

– Микрополковник! – изумился Михалыч.

– Одной даме подарю. Из пятого модуля…

И мы пошли своей дорогой…

В феврале 1981 года в нашу редакцию позвонила секретарь Ямало-Ненецкого окружкома партии Розалия Ильина, приказав съездить к новоуренгойским коллегам и помочь в выпуске только что открывшейся газеты «Правда Севера».

– У них кадров не хватает, – сказала Розалия. – Писать некому, хоть плачь… Пушкина собираются печатать… «Капитанскую дочку»…

Мне как члену Пуровского райкома, депутату и редактору газеты «Северный луч» выделили вездеход. Часов через десять, преодолев бездорожье, «Урал» с облегчением замер на пустыре, именуемом проспектом имени академика Губкина. На одной стороне пустыря, в жилом деревянном доме, ютилась редакция. На другой, в вагончике, – типография.

Условия были неважные. Все поголовно строительные и монтажные тресты, все газодобывающие подразделения были заложниками деревянных сараев. Даже Главуренгойгазстрой располагался в трущобах. Да что там Главк! Все министры, жившие в те героические времена в Новом Уренгое, ютились, как Гавроши, где придется. Никто не думал о себе…

Бригадир полиграфистов Славик показал хозяйство: плоскопечатные машины, две «американки» (небольшие печатные агрегаты, на каких еще Ленин тиражировал свои прокламации), линотипы. Последние механизмы были крайне вредны для здоровья: металл, из которого отливались газетные строчки, содержал в себе адскую смесь – и сурьму, и свинец, и олово. В нашей державе они благополучно «дожили» до конца двадцатого столетия и отравили не одно поколение мастеров-линотипистов.

– У нас все крутится-вертится, газета выходит! Все вопросы – к редакции, – отчеканил Славик и взялся за пилу – пилить рулон бумаги…

Редакция занимала трехкомнатную квартиру на первом этаже скрипуче-трескучего дома знаменитой «бамовской» серии. Изюминка этих домов состояла в том, что по скрипам все соседи получали друг о друге самую достоверную информацию. Вот раздаются тяжелые скрипы от шагов и радостные вздохи в дальнем верхнем углу дома. На кухню, значит, прошагал хозяин пятой квартиры – колбасу кушать. Подфартило ему: целую авоську дефицитной краковской колбасы приволок вчера вечером.

Не выходя из своего кабинета, редактор всегда знал о направлениях движения своих сотрудников. В оленьих бурках «прошелестел» кто-то в сторону входной двери. Чутким ушам редактора этот шелест о важном, назревшем говорил: бухгалтер Лидия в банк за деньгами подалась.

Явно мужские групповые скрипы, вразвалочку. Это малыши-корреспонденты принесли массу событийной информации с предприятий и организаций города. Попутно они обогатились знаниями о состоянии дел в соседнем, «нашенском», гастрономе. В магазин завезли дефицитное чешское пиво. Завмаг выделил редакции бочку. Очень кстати подалась Лидия в банк!

Эксперт Владимир – мастер анализа и синтеза. Разберется в любой уренгойской проблеме из сферы экономики или политики. Веско докажет. Корректно «ущучит» и «припечатает». Первым в городе освоил шагомер.

Виктор – лирик, поэт. Доказал, что нет «низовой» печати, что требования к слову, языку, стилю одинаковые – хоть для «Известий», хоть для «Колхозной молотилки». Первым из новоуренгойцев пересел на велосипед.

Другой Виктор – мастер фоторепортажа, коренной северянин. Первым из журналистов Ямала вступил в казачество. За что получил чин есаула, саблю и медаль.

Вот торопливые скрипочки. Валентина, ответственный секретарь, прибежала из типографии. Сегодня у нее праздник – муж вернулся из командировки. Празднично и в редакции. В такие дни Валентина печет пироги, но муж всех пирогов не съедает, половина достается коллективу.

Валентина – мастер доказательств, логических построений и умозаключений. Если надо с кем-то «разобраться», – выпускают Журавлеву. Она намного хуже прокурора. После ее разоблачений в горком потоком идут жалобы обиженных. Первый секретарь хватается за сердце. В борьбе за справедливость Валентина неумолима. Это после ее публикаций начались известные в городе «судебные процессы» восьмидесятых годов, которые потом стали доброй традицией для «Правды Севера». Судов было так много, что их уже считали неотъемлемой частью редакционной жизни коллектива.

Совершенно бесшумно, как разведчица, порхала по редакции заведующая отделом писем Татьяна. Глядь, а Татьяна уже сбоку стоит, улыбается. Видела, как вы заначку в потайной карман прятали. Мастерица незаметно, без шума делать дело. Она организовала школу общественных корреспондентов, лучшую, пожалуй, на Ямале. Питомцы этой школы стали местными политиками, депутатами, студентами журфаков. Общественно-массовая работа «Правды Севера», организованная Татьяной, получила высокую оценку: на Всесоюзном конкурсе в конце восьмидесятых годов редакция удостоилась диплома Союза журналистов СССР.