Миша Гленни - Теневые владыки: Кто управляет миром

Тарасов вздохнул. По всей видимости, он был обречен продолжать неприятный спор с бывшим деловым партнером, требовавшим возместить ему несколько миллионов долларов.

Он просто оказался одним из десятков тысяч россиян, которые стали жертвами вымогателей-рэкетиров.

Оглядываясь назад, Тарасов считает, что был тогда наивен. «Говорят, что акулы только тогда устремляются убивать жертву, когда почувствуют ее испуг. И я явно не понимал, какие серьезные люди стояли в то время за бандитами, поэтому не боялся так сильно, как, наверное, надо было бы бояться», — размышлял он.

За приятными манерами Тарасова кроется его исключительное деловое чутье, превратившее его из коммунистического бюрократа в первого в России миллионера, после того как в 1988 году реформы Горбачева дали зеленый свет частной инициативе. «Мы начинали с того, что чинили иностранные телевизоры… Ребята умудрялись на советских транзисторах собирать схемы, которые заменяли японские детали. Советские транзисторы и микросхемы превышали все допустимые размеры и не влезали в японские телевизоры и магнитофоны. Но мои умельцы умудрялись протискивать их в пластмассовые корпуса аппаратуры вместе с кучей проводов. Самое интересное, что после этого техника работала!.. Потом я открыл брачное бюро знакомств. Я за одну неделю выручил тысячи долларов, но милиция почти немедленно закрыла это дело — якобы за «аморалку». Мне пришло в голову, что рынок для этих услуг был огромным».

В 1988 году советский лидер Горбачев своим законом о кооперативах сделал возможным частное предпринимательство, тем самым впервые за шестьдесят лет разрешив таким фигурам, как Тарасов, открывать в России свое дело. Но предприниматели убедились: едва дело вставало на ноги, развивалось и начинало приносить прибыль, оно привлекало конкурентов. «А соперники могли воспользоваться чем угодно, чтобы пробиться на твой рынок, в том числе и насилием», — объяснял Тарасов.

Обращаться за защитой в милицию было бессмысленно. Как демонстрирует откровенный разговор генерала Рушайло с Тарасовым, милиция (которая традиционно являлась передним краем российской государственной власти) дышала на ладан. У нее не хватало ни интеллектуальных, ни финансовых ресурсов, чтобы приспособиться к зарождающемуся капитализму. Поэтому государство медленно, но верно стало уступать свою монополию на насилие так называемым группировкам [4] Здесь и в последующих нескольких абзацах курсивом выделены слова, записанные автором с использованием транститерации: gruppirovki, krysha, vor, glasnost, perestroika, vor-v-zakone. — Примеч. ред. , организованным преступным группам (ОПГ), иначе говоря, городским бандам. Однако эти объединения ветеранов Афганистана, уличных хулиганов, мастеров восточных единоборств и бывших офицеров КГБ — все они внушали людям ужас — были не предвестниками анархии, а неизбежными повивальными бабками капитализма.

Такие бизнесмены, как Тарасов, понимали, что группировки были в действительности частными правоохранительными структурами. В отличие от своих государственных «коллег», МВД и КГБ, эти гибкие, самоорганизующиеся банды инстинктивно понимали: в новом классе предпринимателей возник мощный спрос на их «защиту» или поддержку. Бизнесмены, вместо того чтобы платить налоги государству (понятия не имевшему, как нужно облагать налогом малый бизнес), добровольно отдавали 10–30 % прибыли местным костоломам, а те, в свою очередь, давали им возможность продолжать торговлю, не опасаясь насилия со стороны группировок, работавших на их конкурентов. «Мы готовы сотрудничать с рэкетом, поскольку эти берут 10 %, а государство требует 90 %, а со штрафами и того больше», — заметил в то время некий предприниматель из Омска.

Появление рэкетиров стало первой фазой того трехэтапного развития, которое позволило российской организованной преступности пройти свой путь от мелкой уголовщины до могущественной транснациональной силы, которая стремилась заполучить свой гарантированный кусок мировой экономики.

«Когда государство постиг коллапс, а его перегруженные правоохранительные органы оказались неспособны следить за соблюдением договорных обязательств, сотрудничество с криминальной средой оказалось единственным выходом», — пояснил Тарасов. Кроме того, по его словам, большинству бизнесменов приходилось искать себе надежную крышу , которой заправлял эффективно действующий вор .

Эти два слова так же важны для понимания России 90-х годов, как гласность и перестройка — для понимания эпохи Горбачева. Крышей в России именуют банду рэкетиров, навязывающих свое покровительство, — в точности то же самое означает и сицилийское словечко мафия. Вор в законе — это заключенный-уголовник (не политический) советского времени, которого другие уголовники «короновали», чтобы тот ими управлял. Воры следовали особому кодексу поведения (например, вору не дозволяется жениться), а решение споров между заключенными, которое выносит вор, нижестоящие уголовники выполняют беспрекословно. «Большинством воров, сознавали они это или нет, управлял КГБ, — говорит Петр Гриненко, нью-йоркский полицейский, который специализировался на русской организованной преступности, а затем открыл консультативную фирму в Латвии. — Они были тем орудием, с помощью которого государство следило за преступным миром и управляло им».

Некоторые воры действительно были грозной силой, тогда как другие — лишь вывеской. Когда в 1991 году крупнейшая банда московских рэкетиров — солнцевская группировка — заявила о себе как о мощной силе, она пригласила в свои ряды вора в законе Джемала Константиновича Хачидзе. Джемал был формальным боссом «солнцевских», однако пользы от него было мало, если не считать его воровского статуса. «Этот тип — пьяница и наркоман, однако они не дают ему разгуляться и учат, как пользоваться ножом и вилкой, хотя отвадить его от кокаина и не пытаются, — говорит Бобби Левинсон, который в 90-е годы был шефом Отдела русской организованной преступности в ФБР. — Они держат его для пущей известности. И он начинает контролировать торговцев наркотиками в качестве крыши». Итак, воры оказались полезны для становления рэкета, но они не обязательно были эффективными боевиками. «Все, что они делали, так это сидели в тюрьмах, — говорит Гриненко. — На самом деле, никто из них не совершил каких-либо серьезных убийств или чего-то подобного».

И действительно, вплоть до зимы 1991 года это были очень тихие ребята. Банда была по большей части скоплением встающих на ноги уличных шаек, которым еще приходилось оглядываться на милицию и КГБ. Что же касается последнего, то его престиж и пространство для маневра серьезно уменьшились после провала августовского путча «старой гвардии» в 1991 году, заставившего Горбачева уступить место еще более амбициозному реформатору — Борису Ельцину. Ельцину понадобилось не много времени, чтобы пойти еще дальше самых радикальных соратников из своей молодой команды и объявить, что к 1 января 1992 года российское правительство «отпустит» все цены (с несколькими важными исключениями). Один этот шаг на целые десять лет вверг в спячку семь десятилетий централизующей дисциплины, при которой воля государства проникала в самые укромные уголки жизни граждан. Всего через несколько месяцев Россия уже скатывалась в фантастический, анархический капитализм, «Дикий Восток».