Миша Гленни - Теневые владыки: Кто управляет миром

При апартеиде существовал пресловутый Закон о групповых областях, который определял, в каких местах могут жить представители различных рас, и был совмещен с давней практикой использования чернокожих мужчин как резерва рабочей силы для шахт и тяжелой промышленности. В результате возникла невиданная концентрация мужского населения, жившего в городах в условиях нищеты. В сельских районах многие женщины должны были заботиться о себе и своих детях сами, так что нищета не просто передавалась по наследству следующим поколениям, но и усугублялась.

Прошло более ста лет, и отголоском этого закона стала ситуация, породившая две различные, но взаимосвязанные бандитские культуры — одна из них, так называемая группировка «Числа», объединяла цветных и черных заключенных многочисленных южноафриканских тюрем. Вторая культура уходит корнями в цветное и черное население городов.

Легенда о бандах Чисел отражает богатое коллективное воображение ее создателей — в ней соединились зулусский фольклор, образность британских колониальных войск и романтизированная героика бандитов, зародившаяся на волне южноафриканской золотой лихорадки конца XIX века. Три эти банды (под названиями «26», «27» и «28») ведут свое происхождение из 1890-х годов, храня память о Нонголозе — зулусе, который возглавлял банду под названием «Ниневитяне» и грабил странствующих рабочих в Йоханнесбурге. Из этого скудного материала заключенные, поколение за поколением, соткали причудливую историю, которая содержит большинство из элементов религиозной мифологии (здесь есть свой пророк, тайные ритуалы, священный текст, написанный наполовину на бычьей шкуре, а наполовину на камне, собственный язык сабела — смесь африкаанса и языка зулусов с региональными диалектами, и жреческая иерархия непостижимой сложности).

Члены «Чисел» любили говорить — часто небезосновательно, — что их союз был главной формой противодействия апартеиду, настолько сильной, что его боялись тюремные охранники, преимущественно белые (зарезать охранника было важным обрядом инициации в «Числах»). Правда, адепты организации также вели кровопролитные междоусобные войны (в особенности «26» и «28» с их традиционной враждой), связанные с таким центральным вопросом «вероучения», как допустимость гомосексуальных связей в пределах «Числа».

Эта система была внутритюремной. Когда члены «Чисел» появлялись в городах, к ним относились с уважением, однако там был другой тип организации — банды, и в них своя иерархия. И нигде банды не были так сильны, как в цветных кварталах Кейптауна.

Шоссе, ведущее из международного аэропорта Кейптауна в город, проходит через несколько обособленных районов, вроде Митчелс — Плейна и Гугулету. По этому шоссе снуют сквозь потоки машин мужчины, женщины и дети, стремящиеся попасть из одного района в другой. Вечером эти пешеходы уже бредут, пьяно пошатываясь — это одна из причин того, почему дорожная смертность в Южной Африке одна из самых высоких в мире. По обе стороны шоссе солнечные лучи играют на крошечных хижинах из гофрированных железных листов, где находят пристанище целые семьи. Хижины стоят под густой паутиной проводов, с помощью которых жильцы воруют электричество из главной линии. Благодаря европейским программам помощи здесь соорудили несколько линий туалетных кабинок, позволяющих обитателям сохранять минимальное человеческое достоинство. Эти люди, начавшие когда-то селиться здесь из-за апартеида, ютятся, словно куры на птицеферме, выживая с помощью жалких заработков, если посчастливилось найти работу. Вся эта нищета удручает еще сильнее оттого, что находится всего в нескольких милях от жилых кварталов мирового уровня роскоши и богатства, в которых бассейны и теннисные корты считаются уже не роскошью, а необходимостью.

Слияние наркотиков и оружия — это банды Кейптауна.

«Заставьте людей жить, сидя на голове друг у друга, и вы обязательно получите социальную напряженность, которая найдет выход в насилии. Если я чего никогда не мог понять, так это то, почему насилия не становится больше», — говорил Эл Лавджой, описывая районы, которые он знает хорошо и не понаслышке. Эл, обладатель мускулистых рук, покрытых татуировками, угощается дешевой южноафриканской выпивкой и скручивает себе «косяк», сидя напротив меня в студенческом баре в Стелленбоше, центре винной отрасли страны, а некогда и интеллектуальном оплоте белого расизма. Родители, которые Эла и воспитывали, в детстве обращались с ним с неслыханной жестокостью. Его запихнули в исправительную школу, где он быстро стал наркоманом и откуда немедленно загремел в тюрьму. Подростком он жил то в тюрьме, то на улице. Его приняли в банду Шестого района Кейптауна, который находился в полумиле от центра города. В конце 6 0-х годов правительство заявило о своем намерении выселить из Шестого района всех его жителей и переселить их в новые кварталы, в сорока километрах отсюда. Этот шаг привел в ярость черное и цветное сообщества, хотя некоторые из белых либералов Кейптауна также приняли в штыки предстоящий захват богатыми белыми этого района, который собирались переименовать в Зонненблойм («Подсолнух»). Несколько проведенных кампаний вынудили власти отложить снос и реконструкцию Шестого района. Именно здесь и зародились некоторые из самых известных банд 70-80-х годов, которые сформировали среду уличного насилия Кейптауна. Хотя Эл Лавджой был белым, местные цветные приняли его, и вскоре он стал членом одной из банд:

«После самой страшной драки, в которой я когда-либо участвовал, я примкнул к «Ублюдкам»… Внезапно передо мной возник этот (человек, вооруженный ножом). Из-за его спины вдруг появилась какая-то огромная квадратная черная штуковина, закрывшая небо над ним, и обрушилась мне на голову. Я рванулся в сторону, и эта штука двинула сбоку меня по лицу, обрушившись на мое плечо и едва не сломав его. адреналин бушевал во мне так, что дальше было некуда, и я обеими руками схватил его за волосы, пригнул его голову вниз и что было сил пнул коленом в лицо. Попал я как надо: он отлетел к стене, которая была у него за спиной, сильно ударившись об нее с жирным хрустом. Но я не собирался останавливаться, и, когда у него подкосились ноги и он стал оседать, я снова схватил его за волосы, пригнул его башку к земле и ударом ноги вышиб из него его дерьмовую душонку. Эта паскудная погань собиралась размозжить мне голову какой-то деревянной дубиной с кусками металла и цемента».

Для черных и цветных в провинции Вестерн-Кейп и прочих местах это был обычный опыт подростковой поры. При апартеиде полиция не слишком стремилась останавливать подобную агрессию: в основе ее стратегии лежало поощрение насилия против черных, независимо от того, кто его творил. Если молодые негры и цветные избивали друг друга, значит, им не надо было выходить на демонстрации против апартеида или примыкать к организации «МК», боевому крылу Африканского Национального Конгресса. Неотъемлемой особенностью жизни банд были, разумеется, и наркотики (еще одна разновидность контроля над обществом). А та культура, которая окружала их продажу и распространение, только усугубляла жестокие способы социализации, которые использовала молодежь с окраин. Эл объяснял мне: «Дилеры — это самое дно, низшее звено пищевой пирамиды, и они почти всегда работают на кого-нибудь. «Гонцы» (runners) — это менеджеры среднего звена в наркоторговле. Они собирают выручку и развозят товар дилерам, а заодно сообщают своим хозяевам, что творится на улицах. Им тоже нужно быть хитроумными. Они являются буфером, разделяющим буров (полицейских) и боссов».