Эксперт Эксперт - Эксперт № 16 (2014)

Фото Татьяны Кучариной

— В какой степени театр вынужден соперничать с другими видами искусства, в том числе за человеческие и интеллектуальные ресурсы, за внимание публики?

— Театр заметно уступает телевидению и кино. Сейчас он находится на задворках массовой культуры. Возможно, это историческая объективность, которая проявляется в отсутствии повышенного интереса к театру. Сегодня театр превращается в шоу-развлечение — тогда он посещаем, успешен, коммерчески выгоден. Тогда он существует и поддерживается государством. Серьезного театра, которым мы могли бы гордиться, очень мало. В эпоху моей юности были супергениальные режиссеры, я легко назову вам десяток имен: Товстоногов, Ефремов, Эфрос, Захаров, Любимов и так далее, и так далее… Это была когорта режиссеров, каждый из которых делал свой мощный, интересный, интеллектуальный театр. Причем этот театр мог быть и развлекательным. Сейчас, слава богу, по-прежнему есть Захаров и Любимов, есть Додин, есть Гинкас, есть Туминас, но, я вам признаюсь, ими и ограничивается мой список режиссерских имен. Современный театр, конечно, уступает театру двадцатилетней давности. Возможно, это объективная ситуация, а может быть, это отсутствие больших художников. Сейчас не совсем подходящее время для того, чтобы художники могли, не боясь коммерческого неуспеха, размышлять о жизни и смерти, одиночестве и любви. Сегодня надо очень быстро делать успешный театр, приносящий деньги. Мне кажется, это просто такой период. Он обязательно пройдет, или мы придем к западному театру, который абсолютно коммерциализирован, работает только на идею успешного коммерческого производства и при этом идеологически направлен исключительно на развлечение. Зарубежные театры очень и очень редко касаются вопросов смысла жизни. Возможно, это точка зрения дилетанта — я не очень хорошо знаю мировой театр, но то, что мне приходилось видеть, именно таково.

— Может ли русский театр на общемировом уровне по-прежнему претендовать на творческое лидерство?

— Безусловно, мы можем на это претендовать, потому что в нас живет инерция всей предыдущей истории русского театра. И еще десять-пятнадцать-двадцать лет инерция того великого театра будет в нас жить. Хотим мы этого или не хотим, но еще лет двадцать мы будем находиться на территории этого театра. Как будет дальше, неизвестно. Скорее всего, театр, я имею в виду его генеральное движение, найдет какую-то собственную нишу. Но мне хочется надеяться, что русский театр всегда останется театром, разгадывающим тайну русской души, я не знаю, существует она или нет, но театр пытается ее разгадать, и мне это очень нравится.

Фото Татьяны Кучариной

— Как вы оцениваете степень свободы режиссера? Что, на ваш взгляд, ее ограничивает?

— Режиссеры могут выбирать материал и решать, как они его будут делать. Но они не настолько свободны, чтобы быть не привязанными к зрителю, к театру, к успеху. Когда меня приглашают куда-то ставить спектакли, я спрашиваю: «Что бы вы хотели? Давайте подумаем про название и про направление». А мне говорят: «Это не важно. Нам важно на “Золотую маску” попасть, а вы тот режиссер, чьи спектакли попадают на “Маску”». Конечно, я отношусь к этому с юмором, но я понимаю, что меня зовут не для того, чтобы попробовать поразмыслить о жизни. Когда-то Михаил Александрович Ульянов пригласил меня в вахтанговский театр поставить спектакль «Лев зимой». Я поставил его, но на самой первой встрече он мне сказал: «Жень, у нас театр переживает последние четыре года сплошные неудачи. Твоя работа должны быть успешной». Мне это сразу режет слух: ты знаешь с первого дня, что ставишь спектакль на успех. Нужны огромные силы, чтобы об этом забыть и попробовать творить свободно. Потому что, когда ты работаешь, чтобы получить первую премию, это уже не работа.

— Что тогда сегодня в театре определяется как успех?

— Это может быть очень большой успех у зрителя, и тогда можно поставить средний спектакль, но чтобы это была комедия, непременно Куни (современный английский драматург. — «Эксперт»), непременно «Номер тринадцать», или «Таксист», или что-нибудь в этом духе… Это может на десять лет обеспечить зрительский успех театру. Для меня это не является успехом. Приглашение на «Золотую маску», конечно, для меня таким показателем является, потому что экспертный совет — это профессиональные люди, театроведы, которые отбирают из всего, что они видят, а это порядка 600–700 спектаклей за сезон, то, что, на их взгляд, интереснее всего. Если ты попал в этот список, то можешь порадоваться, что оказался в кругу избранных. Не факт, что это очень высокий уровень, может, сегодня все настолько неудачны, что ты среди них всего лишь чуть более удачен. Это лишь один из показателей, что ты движешься в направлении успеха. Но самый главный успех — это твое собственное ощущение, когда ты точно знаешь: у тебя получилось. И все остальное не имеет значения: пригласили ли тебя на «Маску», ходит ли на это зритель. Лишь внутренний критерий имеет значение — твой собственный, твое точное понимание — случилось или не случилось.

— Можно ли говорить о том, что театральный язык является областью неизведанного? Вы ждете здесь каких-то открытий?

— Как ни странно, жду. У меня есть такая мечта: мне хочется, чтобы театр меня как-то отпустил, чтобы я перестал им болеть. А вторая мечта — чтобы я до этого не дожил. Кажется, что театр неиссякаем. Я всегда надеюсь, что каждый спектакль может стать открытием чего-то нового, хотя иногда я цинично думаю, что это утопические мечты, что ничего нового открыть уже нельзя, и сказать мне уже нечего, потому что я все, что мог, уже промычал. Но при этом остается глупая надежда, что радость открытия мне еще предстоит испытать.

section class="box-today"

Сюжеты

Культовая вещь:

Часы как модель сердца

Hi-End

/section section class="tags"

Теги

Гаджет

Культовая вещь

/section

Только что на Базельской часовой ярмарке Baselworld компания Rado представила две новые модели HyperChrome Ceramic Touch Dual Timer — в корпусе из серой керамики, матовой или полированной. Оба варианта — и матовый, и блестящий — выглядят благородно и необычно. Вообще-то именно на керамических корпусах Rado и сделала себе громкое имя, но серая керамика появилась у них недавно. Чтобы добиться такого изумительного оттенка серого, используются довольно сложные технологии. Дело в том, что раз за разом получать серый цвет одного и того же оттенка довольно непросто. Rado, которая занимается высокотехнологичной керамикой уже практически 30 лет, разработала специальный процесс. В нем важно и соотношение материалов, и особый способ их агломерации, то есть «спечения» керамики. Именно во время этого процесса керамический материал уменьшается на 23% и достигает окончательной твердости 1250 по Виккерсу. Именно от температуры и продолжительности агломерации и зависит окончательный оттенок, и если что-то на этой финальной стадии производства керамики пойдет не так, то уже ничего нельзя исправить — это окончательный и бесповоротный брак, который даже нельзя переработать. Обе модели подойдут как мужчинам, так и женщинам.