Мэлор Стуруа - С Потомака на Миссисипи: несентиментальное путешествие по Америке

Он привык спускать шкуры со своих жертв и не привык спускать своим критикам. Когда авторы «Доклада комиссии Уоррена» сделали несколько робких упреков в адрес ФБР, проявившего, мягко говоря, некоторую нерасторопность во время покушения на президента Кеннеди в Далласе, Гувер немедленно и публично обозвал их «защитниками футбольной команды, которые, пропустив гол в собственные ворота в воскресенье, пытаются отстоять их в понедельник утром». Члены комиссии во главе с председателем Верховного суда США Эрлом Уорреном тут же прикусили языки.

Лишь раз Гувер почтил присутствием объединенную комиссию конгресса по преступности. Сразу после первого заседания он позабыл дорогу в ее апартаменты и отрядил препираться с законодателями своего заместителя Делоха.

— Делох, — вспоминает один из членов этой комиссии, — возражал против всего, что ставило под сомнение гуверовскую статистику преступности. Он возражал против любых намеков на коррупцию в полицейских органах. Он возражал против наличия связи между ростом преступлений и социальными условиями. Он возражал, возражал, возражал [13] В июне 1970 года Вашингтон облегченно вздохнул — Делох ушел в отставку. Этот фанатик, бывший гуверовцем больше, чем сам Гувер, наводил ужас на всех, кто его знал. Политические взгляды Делоха отличались крайне правым экстремизмом. Он был сторонником «хирургических мер» в отношении студентов и негров, не скрывал своих намерений сорвать с ФБР флер «надпартийности», если его назначат преемником Гувера. А такая перспектива была далеко не гипотетической, хотя Делох считался № 3 в фэбээровской иерархии. Дело в том, что первый заместитель Гувера Толсон отличался весьма слабым здоровьем, не имел личных амбиций и довольствовался ролью послушной тени босса. Когда президент Джонсон подумывал о замене Гувера, его фаворитом на пост нового директора ФБР был именно Делох, которого с ним связывала близкая дружба. ...

...Если бы Д. Эдгара Гувера не существовало, его надо было бы выдумать. Второго такого дубликата американизма и днем с огнем не сыщешь. Каждый день, за исключением субботы и воскресенья, вашингтонская штаб-квартира ФБР «гостеприимно» распахивала свои массивные, окованные сталью двери для туристов. Любой американец, так сказать, человек из публики, мог сам зайти и убедиться: Гувер не иллюзия. Гувер был, есть и будет. Его смерть — факт клинический, а не политический. Гувер бдит. Гувер не ест хлеб даром. Гувер не пускает на ветер доллары налогоплательщика.

Однажды и мне довелось совершить путешествие по туристским кругам гуверовского ада. У входа нас встретили девушки в голубых костюмах, почти как стюардессы, но только менее красивые и не такие длинноногие.

Девушки в голубом рассортировали туристов по группам и прикрепили к каждой по гиду. Гида, доставшегося мне, звали Кэри Хоув. Это был молодой человек невысокого роста, румяный, тщательно причесанный и одетый с иголочки. Манеры его отличались изысканностью продавца магазина дамского платья, разумеется дорогого. Вся его фигура излучала не то вежливую самоуверенность, не то самоуверенную вежливость. По всему чувствовалось, что он сиял отраженным от Гувера светом. Кэри Хоув был превентивно предупредительным и неназойливо вездесущим. В разговоре с ним выяснилось, что он еще не полноправный сотрудник ФБР, а лишь слушатель гуверовской академии.

— Мой уклон не столько оперативный, сколько научно-технический, — сказал Хоув и, как бы извиняясь, добавил: — С одной стороны, это перспективнее, а с другой, все-таки профессия.

Короче, Кэри Хоув оказался не только вполне благонадежным, что само собой подразумевалось для будущего агента ФБР, не только вполне благовоспитанным, что тоже само собой подразумевалось для нынешнего гида ФБР, но и вполне благоразумным молодым человеком.

Итак, вполне благонадежный, благовоспитанный и благоразумный молодой человек повел нас осматривать витрину гуверовского храма. Первым моим впечатлением было, что я попал в огромный госпиталь. Широкие коридоры, стены, выкрашенные наполовину в голубой, наполовину в белый цвет; застекленные и зашторенные двери, скользкие полы, пахнущие дезинфекционными растворами, и вообще кругом специфическая бедная чистота. Сравнение с госпиталем напрашивалось еще и потому, что по коридорам, пустынным и мрачным, время от времени катили тележки на роликах. И хотя на них под простынями лежали не больные и даже не трупы, а нечто, видимо, не подлежащее взгляду посторонних, тебя невольно охватывала предоперационная дрожь.

То и дело попадались таблички: «Здесь работают. Просьба не шуметь. Спасибо за сотрудничество». Сотрудничать с ФБР никому не хотелось. И шуметь было боязно. Говорливая толпа туристов мгновенно сникла. Даже чета из Техаса, без умолку болтавшая до этого на самых высоких регистрах. Только дети оставались по-прежнему жизнерадостными. Им, несмышленышам, было невдомек, куда их затащили родители. Но ничего. Подрастут — узнают. И тоже научатся держать язык за зубами.

Предводительствуемые мистером Хоувом, мы пересекли внутренний дворик министерства юстиции с уютным выносным кафе под разноцветными шатрами-тентами и очутились в очередном предбаннике ФБР или приемном покое, если придерживаться аналогии с госпиталем, или чистилище, если оставаться верным сравнению с адом.

Здесь мистер Хоув обратил наше внимание на диаграмму динамики преступности в Соединенных Штатах: каждые тридцать девять минут — убийство, каждые две секунды — кража и так далее. Под диаграммой был установлен экран-мигалка. Как только в штаб-квартиру ФБР поступает сообщение об очередном преступлении, экран вспыхивает красным цветом, и появляется новая порядковая цифра. Пока мы там находились, экран вспыхнул дважды, Я успел записать зафиксированные на нем цифры: 4 446 800 — 4 446 601 — 4 446 602. Весьма недурно для середины года! (С наступлением каждого нового года мигалка ФБР начинает «свежий» отсчет — от нуля.)

Вдохновленные тем несомненным фактом, что в Соединенных Штатах если и не борьба с преступностью, то, во всяком случае, статистика преступности поставлена на широкую ногу, мы поднялись на второй этаж. Над дверью, ведущей в очередной коридор, красовались весы. Не те, что правосудия, а обыкновенные, аптекарские. Чертоги, раскинувшиеся за этой дверью, принадлежат не божественной Фемиде, а вполне земной криминалистике. По обе стороны коридора расположены всевозможные лаборатории.

Было нечто символическое в той очередности, как открывалась и исчезала эта панорама лабораторий. Словно отдавая почтительную дань священному и неприкосновенному принципу частной собственности, во владениях которой главным удостоверением личности служит чековая книжка, первой шла лаборатория, где анатомируются фальшивые чеки. Нам показали умопомрачительное количество шариковых и иных ручек, которыми пользуются в Соединенных Штатах, и не менее бесчисленные образцы чернил, в которые эти ручки обмакиваются и которыми они заправляются.