Валерий Панюшкин - Рублевка: Player’s handbook

Однажды в этой компании веселых и остроумных паразитов оказался и я. Причем в такой момент, когда Рустам устраивал в Порто-Ротондо гонки на быстроходных морских лодках, которых у него к тому времени имелось уже, кажется, три штуки. Я спрашивал его: зачем все это? Зачем покупать лодки, участвовать в гонках, устраивать гонки? Рустам отвечал, что ведь в Европе не принято жить на море и не участвовать в морской жизни. Он говорил об этом, как о чем-то само собой разумеющемся, и так, будто действительно существует какая-то морская жизнь, а не просто богатые люди от нечего делать покупают себе быстроходные катера и гоняют на них между Сардинией и Корсикой.

Съехалось много гостей. Однажды вечером, когда мы пили (куда только влезало?) шампанское перед ужином, за столик к нам подсел познакомиться экс-чемпион мира по этим самым гонкам на катерах Гвидо Капеллини. Оказался симпатичным крепким парнем, который ни про что, кроме катеров, говорить не способен или не хочет. Подсел и пожилой человек, производитель лодок, у которого Рустам — любимый клиент.

А на следующий день состоялись соревнования. И как-то так были придуманы правила, как-то так согласно этим правилам сочетались гонки с навигацией, что победил не Гвидо Капеллини, как ожидалось, а Рустам Тарико. Рустама поздравляли, он скромно принимал поздравления и на радостях устроил большой праздник в Порто-Ротондо с салютом и каким-то проходимцем в красных мокасинах, про которого следовало знать, что он известный артист.

А еще через день за обедом, когда стайка московских журналистов собралась вокруг Рустама и заливала свое подобострастие розовым «Крюгом», помощница банкира принесла главное в Италии спортивное издание Gazzetta dello Sport. Там соревнованиям в Порто Ротондо посвящалась целая страница. Разъяснялись хитроумные правила, описывались ходовые характеристики гоночных лодок, улыбался на фотографии, поднимая кубок над головой, победитель Рустам Тарико, про которого сказано было, что он возрождает забытую на Сардинии морскую жизнь. Журналисты передавали друг другу газету и кивали с пониманием. Каждый готовился написать в свое издание про Рустама Тарико, который здесь, в Средиземноморье, практически свой.

Из сидевших тогда за столом итальянский знали я и Рустам. Но и прочие журналисты были не безъязыкие: по аналогии с английским или французским в состоянии были разобрать поверх газетной полосы заметную надпись «На правах рекламы». Но Рустам молчал об этом, и мы все молчали.

На самом деле Тарико прекрасно понимал, что никакой он здесь не свой. Что никакой морской жизни на Сардинии отродясь не бывало, поскольку остров населен скотоводами, а не моряками. Что северный берег, бедный пресной водой, вообще пустовал, пока в 60-е годы не пришли арабские нефтяные нувориши и не понастроили искусственных вилл и искусственных улиц с бутиками. Что Гвидо Капеллини нанят за деньги. Что владельцы спортивных лодок согласились участвовать в соревнованиях, потому что Рустам взял на себя оплату морских развлечений днем и банкета в Порто Ротондо вечером.

Полагаю, Рустам это понимал. Как и то, что здесь, на Сардинии, праздник вокруг синьора Тарико секунды не длился бы, перестань синьор Тарико платить за эту самую секунду.

Более того, полагаю, что Рустам, в отличие от своей клиентелы, понимал и другое: праздник устроен не ради натурализации Рустама Тарико в Италии, но ради продолжения и развития той Игры, которая ждет Рустама в Москве на Рублевке. Стать своим в Европе или Америке практически невозможно. Все равно останешься богатым русским, кем-то вроде Пиноккио, за которым вечно гоняются Лиса и Кот. Но дома, на Рублевке, можно стать заметно сильнее, если значительное число игроков поверят в твою европейскость, в то, что там, в Европе или Америке, у тебя дом, счет в банке, футбольный клуб, отель, музей, ресторан или вот — популярные гонки на скоростных морских лодках.

Европейцы удивляются: зачем это русские богачи ведут себя в Европе так заметно? Для чего, например, рублевские жители покупают автомобиль «Феррари» и попадают на нем в аварию на Английской набережной в Ницце? А ответ прост: для того чтобы их европейскую жизнь заметили. Причем издалека, с Рублевки, где разворачивается захватывающая и захватившая их Игра.

17. Попасть в Европе в аварию, а еще лучше — попасть ненадолго за нарушение правил дорожного движения в монакскую тюрьму — это тоже атрибут Игры, который засчитывается на далекой Рублевке. И тут имеет значение, на какой машине попасть. Не на арендованном же «Опеле». Французским полицейским, недотепам, все равно. Хоть на велосипеде нарушь правила. Но не все равно на Рублевке. Тут за маркой и цветом автомобиля следят пристально — атрибут. Цвет и марка автомобиля многое могут рассказать о хозяине. А могут и соврать.

Черный — цвет власти. Черный мерседес последней модели означает принадлежность к власти действующей. Большой черный внедорожник — что-то военное. Из черных гелендвагенов составляется кортеж Первого Лица. А режиссер Никита Михалков раз за разом меняет одинаковые черные ренджроверы. И неспроста: позиционирует он себя не столько художником, сколько военным. Фильм снимал про войну, возглавил общественный совет при министерстве обороны и в качестве главы совета имел (теперь уж отняли) не вполне законную мигалку на крыше.

А приятель мой телеведущий Евгений Ревенко непосильный кредит взял, только чтобы купить себе черный «Рендж Ровер». Казалось бы, не по статусу. Телеведущий да на военной машине?

Но нет: вырос в военном городке, то есть военный отроду, служил пресс-секретарем правительства, что по табели о рангах значит генерал, а теперь на телевидении тем и объясняет свое участие в государственной пропаганде, что солдат, выполняет приказы, даже если не согласен с ними.

А невоенный человек и не государственный должен иметь на Рублевке машину любого цвета, кроме черного. Но обязательно новую, если, конечно, ты не Александр Мамут, разъезжающий на винтажном «Бентли», потому что Мамут — меценат, поддерживает и возрождает культуру, о чем и свидетельствует нарочито несуразный, но очень дорогой и очень красивый автомобиль.

Много автомобилей иметь не принято. Сбивает с толку. Если автомобилей у одного человека больше двух, то это, скорее всего, несерьезный человек: что-то вроде рэпера Тимати или телеведущего Владимира Соловьева, который вечный мальчик, хоть и отец семерых детей. Множество машин иметь несерьезно, как и множество колец на пальцах.

А серьезней всего на Рублевке иметь подержанную дешевенькую «Ладу», если при этом ты молодая девушка и дочь миллиардера. Значит, купила на свои деньги, не на папины — серьезная заявка на самостоятельный вход в Игру.