Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6467 ( № 24 2014)

Спасибо Владимиру Соловьёву, что он даёт возможность высказаться в эфире таким людям, приглашает в студию свидетелей и участников трагических событий в Донбассе, ведь они говорят то, о чём думают многие и в России, и на Украине. Это тоже своего рода поддержка, братская помощь.

Зоя ГОРЕЛОВА, БРЯНСК

Теги:«Вос­кресный вечер с Владимиром Соловь­ёвым»

Фото: Фёдор ЕВГЕНЬЕВ

Александр Кондрашов - человек многообразных талантов. Артист, журналист, прозаик. В современной жизни это трудно совмещать и ещё труднее совмещать успешно. У Кондрашова это получилось. Его работы в театре до сих пор помнятся московской публике, его статьи неизменно вызывают интерес, его книги по достоинству оценены профессиональным сообществом. При этом он ещё интереснейший человек, внимательный собеседник. Его авторские радиопередачи на РСН слушались так живо, что хотелось прийти в студию и обсудить с этим тонким и понимающим человеком всё, что тебя волнует.

В литературе Александр Кондрашов не плывёт по коммерческому или какому-либо ещё течению. Проза для него – это вера и путь. Вера в то, что красота и справедливость неразделимы и что идущий осилит любую дорогу, даже самую длинную. Его романы читаются взахлёб, это своеобразная энциклопедия русской действительности, причём энциклопедия не всеобъемлющая, а составленная под строгим аналитическим приглядом эстета. Его острые статьи – это свое­образный камертон неуступчивости в информационной войне. Ведь в отличие от войны настоящей здесь ничего не вернёшь, и каждая потеря может стать фатальной. Кондрашов понимает это. И не уступает.

А ещё он настоящий рыцарь. Он знает чётко, что такое правда и как за неё бороться. Он знает, что такое честь и как её отстаивать.

"ЛГ" уже невозможно представить без возглавляемого им отдела «Телеведение».

Ему шестьдесят. Он дождался юбилея. Он дошёл до него. Он долетел до него. Он врезался в него. Юбилей достоин его, а сам юбиляр достоин самых тёплых поздравительных слов.

Хочется пожелать Александру Кондрашову приумножать и после шестидесяти всё то прекрасное, что в нём есть, а также обрести всё то, о чём он мечтает. А также здоровья всем, кого он любит, и всем, кто любит его.

«ЛГ»

Теги:Александр Кондрашов

Сегодня в рамках дискуссии "ЛГ" о судьбах и будущности русского изобразительного искусства мы публикуем один интересный документ по заявленной теме. Он примечателен и важен тем, что его можно считать своеобразным завещанием автора, написанным примерно за год до смерти. Автор - известный и авторитетный историк отечественного искусства, перу которого принадлежат книги по этой тематике, доктор искусствоведения, профессор МГУ Александр Ильич Морозов. В начале 2000-х годов он работал в должности заместителя директора Третьяковской галереи. Его последняя статья, или, теперь уже можно сказать, искусствоведческое завещание, попала в нашу редакцию в 2010 году, буквально за несколько дней до смерти автора. Сегодня настало время её опубликовать.

Чего ищет зритель, чем притягательна для него Третьяковская галерея «старая», та, в Лаврушинском? Вообще-то, как многие знают, она не старая; стены её реконструированы, достроены полтора десятка лет назад. Но не только привычными глазу стенами она дорога тысячам посетителей, которые сегодня, как вчера и позавчера, приходят сюда.

В основе музей сохранил свою постоянную экспозицию, и люди идут, чтобы снова встретиться с Саврасовым и Левитаном, Репиным и Александром Ивановым, Рокотовым и Рублёвым. И самое главное для большинства россиян в такой встрече – это, наверное, память жизни нашей души, множества жизней далёких и близких нам соотечественников. Картины любимых русских художников – неложные и неувядающие свидетельства. В них частица надежд и утрат, любви, болей, мечтаний, которыми мы зачастую живём и сегодня. С хитами галереи П.М. Третьякова зрители словно ведут беседу о глубоко важном, о своём, о себе. Большей частью мы об этом, конечно, не думаем. Но в подтексте нашей радости пребывания в Третьяковке – та самая сила душевного притяжения; наша духовная жажда самопознания.

В противоположность этому безмолвие и безлюдье поражают посетителя другого здания Третьяковки – на Крымском Валу, где разместилась экспозиция оте­чественного искусства ХХ века. Степень её непопулярности по контрасту с Лаврушинским просто шокирует, заставляя самым серьёзным образом ставить вопрос: что здесь происходит? А может, современный раздел нашего национального музея – затея мертворождённая, в социальном плане полностью бесперспективная? Как специалисту, мне хорошо известно: эта ситуация весьма остро обсуждается внутри самой ГТГ и вне её. Хуже всего, что споры на эту тему не дают пока и намёка на общественно-профессиональный консенсус, за которым могут последовать конструктивные выводы относительно дальнейшей судьбы дома на Крымском.

Что до меня, я отнюдь не считаю, будто человеческий вакуум в полусотне его залов связан с самой природой российского искусства веков ХХ–ХХI. Не предполагает таких печальных следствий и состав коллекции этого искусства, какой владеет музей. Не имеет большого значения то, что здание построено несколько на отшибе, к нему якобы не привыкли, оно явно не шедевр архитектурной мысли и музейного комфорта. Технически оно функционирует вполне удовлетворительно. Насчёт комфорта нетрудно кое-что перенять от соседнего Дома художников. И вообще на хорошие выставки сюда без проблем приходит большая публика. А вот на постоянную экспозицию не приходит[?] В чём-то искусство ХХ века, конечно, сложнее для понимания, нежели старая классика. Но исключительно важно, как музей представляет такое искусство своему посетителю. И сегодняшняя непопулярность «новой Третьяковки» (фактически её здание старше нынешнего лаврушенского), по моему убеждению, есть результат некой хирургической операции, которую работники галереи произвели над своей (или всё-таки нашей общей?) коллекцией искусства 1900–2000-х годов.

Итак, о намерениях, то бишь амбициях музейных деятелей. Из того, что мы видим теперь на Крымском, с несомненностью вытекает: больше всего им хотелось доказать городу и миру, что они ну ни чуточки не советские. И к тому же ещё обладают самым утончённым, элитарным вкусом. Само собой, они без ума от «Чёрного квадрата» Малевича. Но при этом знают толк в извивах интернационального постмодерна, а также – соблазнах гламура на манер сегодняшнего шоу-бизнеса. Не беда, что сочетать одно, другое и третье довольно-таки рискованно и затруднительно; кто не рискует, тот не пьёт шампанского!